Лаура направилась к выходу, но оглянулась, чтобы посмотреть на гадалку еще раз. Ей почему-то не хотелось уходить. Женщине стало жаль ее.

– Это хорошее будущее. Ты никогда не захочешь его изменить.

Лаура улыбнулась.

– До свидания, – сказала она. Минутой позже она была на улице с Робом.

– Почему она отослала меня? Что за темная тайна? Лаура задумалась на минутку. Потом засмеялась и взяла его за руку.

– Она сказала, что я буду в музее с человеком, который будет везде разбрасывать деревянную стружку.

– Ах-ах, – Роб улыбнулся. – Я знаю, что говорю.

Они держались за руки, пока ехали домой. Но Лаура была задумчива. Слова гадалки все еще звучали у нее в ушах, но они убедили ее, что пришло время будущему сказать свое слово. Этот симпатичный мальчик рядом с ней, до которого так легко было дотронуться, будет с ней также недолго, как недолговечны зеленые листья на деревьях. Пришло время, чтобы лето сожгло их своим горячим дыханием, а потом, чтобы наступила осень и сорвала их с веток.

Боб проводил ее до двери, поцеловав на прощание.

Это был их последний поцелуй. Она была в этом уверена. Но это прощание было слаще любого приветствия.

Когда он ушел, она пошла к себе в комнату и тихо легла на кровать. Стены вокруг нее куда-то уходили, забирая с собой Квинс и последние десять лет, создавая незнакомую жизнь, далекую от этого времени и места.

Лаура лежала, думая о том, что она знает и чего нет, пока рассвет не проник сквозь шторы.

Завтра наступило.

С этой мыслью она, наконец, заснула.

Северная Корея, Южный Унсан, 31 октября 1950 года

Было 15:30. Стрелковая рота Д, Первый батальон, Пятая кавалерийская, готовилась переправиться через реку Хьонгянг. По приказу из батальона следовало пересечь эту местность и прийти на сборный пункт не позднее 18:00.

С сентября рота участвовала в марше на север к Ялу, вместе с Пятым и Восьмым кавалерийским, в сопровождении Первой РОК и Английской дивизий. За рискованной, но успешной вылазкой Мак Артура и захватом Сеула последовало отступление северных корейцев. Сопротивление было редким, но достаточно упорным, чтобы вызвать значительные потери в батальоне.

Капитан Мак Брайд, ротный командир, получил от северян осколок в ребро, и его послали на родину.

Его заменил бывший командир взвода Хэл Ланкастер, теперь, во главе роты, обозревавший грязную речку. Рядом стоял сержант Честер Коутс, ветеран второй мировой и профессиональный солдат. Яркое солнце, свет которого отражался в воде, слепило глаза. Благодаря быстрому маршу, они пришли сюда на час раньше. Люди устали, но предвкушали привал и хороший ночной отдых перед завтрашним новым маршем.

Речка здесь была мелкая и неширокая: пятьдесят метров, воды по грудь. По данным батальонной разведки, отряд СКНА был в паре миль отсюда, так что беспокоиться было нечего. Река не имела особой стратегической важности, а единственный мост был в полумиле к востоку.

Конечно, все знали о ежедневных засадах, наносивших тяжелые потери. Двигаться надо было с постоянной осторожностью.

Такое «осторожное продвижение» было обыденным на этой уродливой войне, когда изматывающие марши могли в любое время прерваться винтовочной пальбой, грохотом пушек или взрывом мины, угрожавшими отнять руку, ногу или жизнь.

Ланкастер разговаривал с сержантом.

– Я поведу людей на переправу, – говорил он, – один взвод пусть прикрывает нас. Они переправятся последними.

Чет Коутс вдруг стал проявлять волнение. Его маленькие карие глазки обшаривали холмы, поросшие шишковатыми деревьями и кустарником на другом берегу. Он беспокойно поскреб небритый подбородок.

– Лейтенант, – сказал он тихо, обращаясь к молодому красавцу, стоявшему рядом, – гуки знают, что мы идем. Нет оснований охранять эту речку, но и не защищать ее нет оснований. Мне не нравится, когда так.

Лейтенант поглядел на непроницаемые ряды деревьев на другом берегу. Сержант чувствовал, что он напряженно думает. Оба эти человека хорошо знали друг друга.

– Батальонная разведка, – сказал Ланкастер, – говорит, что здесь чисто. Артиллерия в десятке миль отсюда. Мы не можем рассчитывать на удар с воздуха…

Коутс медленно давил сапогом муравьев под ногами, раз, раз, раз, как конь в стойле постукивает копытом.

– Может быть, – заметил он, – послать туда отделение, разведать позицию, для безопасности.

Ланкастер подумал секунду.

– По приказу мы должны соединиться с ротой А к 18:00. Сказано, как можно быстрее. Воздушная рекогносцировка уже была.

Он внимательно смотрел на холмы за рекой. В долгом марше на север ему уже приходилось принимать подобные решения. Он бывал и прав, и не прав. Жизнь людей зависела от него. Такова была цена быстрого продвижения от комвзвода до командира роты во время войны.

Коутс смотрел на лейтенанта. Он достаточно хорошо его знал, чтобы понять, что маска холодной деловитости – просто маска. Реальными его свойствами были дружественность и юмор. Он внутренне ненавидел эту войну, но тем больше он заставлял себя пройти через нее не колеблясь. Он не хотел быть здесь, но жесткое чувство долга заставляло хорошо делать свою работу.

Во многом Ланкастер был другого поля ягода, чем его люди. Наследник сказочного состояния, учившийся в Хоуте и Йеле, он только что окончил факультет права в Гарварде, когда началась война, и поступил на службу. Он был помолвлен с Дианой Столворт, в свои двадцать лет самой роскошной, по всем отзывам, из девушек высшего общества. Ходили слухи, что после войны он рассчитывает на политическую карьеру. Все это должно было отделять его от грубиянов из роты, общавшихся между собой на жаргоне низшего класса, пределом мечтаний которых было купить пару новых кухонных штор, если они, конечно, выберутся живыми из этой мрачной войны. Ланкастер казался каким-то героем голливудского фильма о войне, когда вел своих людей через рисовые плантации и сопки Кореи.

Но люди, казалось, не возражали против его университетского произношения, семейного богатства и даже репутации дамского любимца на родине. Они поддразнивали его, но так что за этим чувствовались симпатия и уважение. Это был твердый лидер, всегда требовательный, но никогда не смотревший на подчиненных свысока. Может, поэтому, думал Коутс, Мак Брайд и выбрал Ланкастера в ротные командиры.

Коутс следил за внимательным взглядом молодого человека, изучавшего реку.

– Хорошо, – сказал Ланкастер, приподнимая каску, чтобы поправить волосы, – пойдем вперед, осторожно. Я поведу.

– Да, сэр.

Коутс замешкался, понимая сложность боевой обстановки. Он считал, что Ланкастер не прав, но не спорил с ним, не сомневаясь, что он заботится о безопасности людей. Сейчас было два варианта выполнения приказа. Лейтенант сделал выбор.