– Прошу тебя, Паксон, о ночи любви, которую мы оба забыть не сможем!

– Уж будет тебе незабываемая ночь! – холодно пообещал Паксон, его загорелая рука крепче сжала плеть.

Длинные полоски кожи, извиваясь, издали щелканье, коснувшись тела королевы. Беренгария опустила глаза и увидела, что плеть обвилась вокруг ее щиколотки. Не успела она поднять глаза, как кожаные ремешки вновь щелкнули и захватили на этот раз ногу повыше.

– Ой! – Беренгария притворилась испуганной. Сарацин решил поиграть?

– Дорогой, – сказала королева, протягивая к нему руки и заставляя колыхаться при этом свою грудь, – иди ко мне!

Паксон снова завел руку для удара, и цепкое жало плети обвилось вокруг бедер женщины. Слезы навернулись Беренгарии на глаза. Последовал очередной удар плети – королеве огнем обожгло спину, а концы плети вонзились в нежную кожу груди.

Беренгария вскрикнула от боли и широко раскрыла от ужаса глаза.

– Паксон! Не так сильно! Ты делаешь мне больно!

С холодным и непроницаемым выражением лица сарацин заново занес руку для удара. Королева почувствовала, как обожгло ей болью ягодицы и набух оставленный плетью рубец. Воспоминание об окровавленной спине Валентины пронеслось в ее памяти.

– Паксон! Не оставляй следов! Пожалуйста, прекрати эту игру! – голос сорвался на хныканье. – Я люблю тебя, правда, люблю, но мне совсем не хочется боли.

Снова и снова раздавался свист плети. Паксон едва держал себя в руках. Он бы с радостью убил королеву, но не хотел пачкать руки кровью женщины, однако уж урок намерен был ей преподнести. Опыт в обращении с плетью подсказывал ему, что следы ударов заживут и побледнеют спустя несколько недель, за исключением, быть может, того, который оставил он на ягодицах.

Беренгария хныкала, дрожь ужаса сотрясала ее тело.

– Остановись, пожалуйста! Прекрати, прошу тебя!

– Валентина так же кричала, когда ты стегала ее? Она тебя умоляла остановиться? Нет, думаю, нет. Это не в ее характере.

– Так вот почему ты так обращаешься со мной! Потому что я выпорола свою провинившуюся придворную даму? – всхлипывала Беренгария. – Или ты делаешь это, потому что тебя попросила о том Валентина? Я вижу все по твоим глазам!

Королева торжествующе рассмеялась, представив, как утром Валентина попадет к пленным.

– Ты никогда больше не заполучишь ее в свою постель! Слышишь? Никогда! – закричала она.

Паксон насмешливо улыбнулся.

– Моя королева, я думал, ты любишь меня! Сколько раз слышал я из твоих собственных уст, что ради меня ты готова на все, что дашь мне все, чего бы я не пожелал! Куда же улетучилась твоя любовь? Почему ты не хочешь отдать мне свою придворную даму?

Беренгария, забыв о боли, исходила ненавистью.

– Ты лежал в моих объятиях! Ты любил меня! Признай это!

– Любил? – Паксон хрипло рассмеялся. – Никогда не было у меня к тебе любви, только похоть! Животная похоть, дорогая!

– Ты лежал в моих объятиях, ты любил меня… – рыдала Беренгария, отказываясь признать очевидное.

– Я испытывал к тебе похоть, не больше и не меньше, – сказал Паксон, и в его голосе зазвенела сталь. – Я никогда не испытывал любви, как и ты никогда не любила. Мы встретились и были близки из похоти.

– У меня ничего не осталось! – жалобно вскрикнула Беренгария, сваливаясь на пол бесформенной всхлипывающей грудой. – Ничего!

Паксон отбросил плеть.

– Нет, мадам! Кое-что все-таки останется вам на память об этой ночи!

Выходя из комнаты, султан резко и грубо рассмеялся. Щелканье плети, со свистом вгрызающейся в тело королевы, еще чудилось ему.

За час до рассвета Сина тихо вошла в комнату Валентины.

– Детка, детка! – прошептала она, тряся девушку за плечо. – Проснись!

Валентина с трудом пришла в себя и затуманенными глазами заглянула в обеспокоенное лицо старухи.

– Детка, пришел стражник. Говорит, ему приказано проводить тебя, чтобы ты выполнила одно Поручение. Что за поручение?

Валентина окончательно проснулась и встревожилась.

– Ой, Сина, помоги мне поскорее одеться! Я действительно кое-что должна сделать. Который час?

– Рассвет еще не настал, – говорила Сина, уже помогая девушке подняться с узкой кровати. – Так что это за поручение? Ты же, наверное, и пару шагов сделать не сможешь!

– Спина еще побаливает, но уже не так сильно, – заверила Валентина старую женщину. – Я буду совсем хорошо себя чувствовать, если только ты поможешь мне одеться.

– Я чую какую-то западню! – упрямо твердила Сина. – Что же это за поручение?

– А вот это секрет! Мне запрещено делиться с кем бы то ни было. Могу лишь сказать, что это поручение короля.

Валентина с трудом поднялась на ноги. Запекшиеся рубцы на спине отвердели, как задубевшая кожа, которой затягивали на зиму окна.

– Откуда ты знаешь, что это поручение Ричарда Львиное Сердце? От кого ты услышала о поручении? – расспрашивала Сина, подозревая, что здесь не обошлось без Беренгарии.

– Я не могу сказать тебе, Сина!

– Подожди! Я не успела вчера сообщить тебе одну новость из страха потревожить твой сон, но сегодня скажу: утром за тобой приедет тот сарацин! Полагаю, он будет здесь с минуты на минуту.

– За мной? – на лице Валентины отразилось удивление.

– Да! Королева еще не до конца свела с тобой счеты, девочка! Твоя жизнь при дворе, не сомневайся, станет адом. Я рассказала султану обо всем, и он обещал подыскать корабль, идущий в Наварру.

– Но я не могу отправиться с султаном! У меня поручение от короля! – Валентина потянулась за чистой рубашкой, чтобы надеть ее под платье из мягкой шерсти.

– Оставь военные дела мужчинам! – проворчала Сина. – Какой прок великому королю от такой хрупкой девочки, как ты? Посмотри на себя! С тобой ужасно обошлись! Ты едва в состоянии двигаться или же просто поднять руку!

– Я поползла бы на животе, если б могла только помочь восстановить мир! Я, правда, не вполне осведомлена о сути поручения, но меня просил о том сам король! И в чем бы ни состояло это поручение, я молю Бога, чтобы оно хоть как-то ускорило переговоры и помогло враждующим сторонам заключить мир.

– Можно подумать, Ричард Львиное Сердце не обошелся бы в таком важном деле без участия женщины! Война – занятие мужчин, и женщинам не стоит вмешиваться.

Валентина задержала на старухе многозначительный и долгий взгляд.

– Однако, сам мир, а значит, и переговоры о мире – дело именно женщин! Помоги же мне одеться, время не ждет!