— Почему ты все время принимаешь ее сторону?! — закусила удила Хелен и невоспитанно ткнула в меня пальцем. — Ты даже на меня кричишь, чтобы перед ней выслужиться! Она ведь обычная мещанка!

Я лишь головой покачала. Ох уж этот дворянский гонор. Не видит Хелен, что ли, что братец ее вот-вот отшлепает?

Фицуильям меня удивил. Он прикрыл глаза, сделал глоток воды и поправил ровным голосом:

— Не она, а Маргарита, моя жена.

— Это не значит, что я должна ее любить! — закричала Хелен, да так пронзительно, что Донал, поморщившись, отвернулся.

Зато свекровь наблюдала за разгорающимся скандалом не без злорадства.

— Любить — нет. Я требую от тебя хотя бы уважения, — заявил барон с нажимом, глядя в полные гневных слез глаза сестры. — И вспомни наконец, что девушке из приличной семьи так себя вести недопустимо.

Теперь он отчитывал ее так спокойно и методично, что лучше бы по щекам отхлестал. Хелен обожгла меня ненавидящим взглядом и, швырнув на стол салфетку, выбежала из столовой.

Повисла гнетущая тишина. Донал методично насыщался, Джорджина алела щеками и гоняла по тарелке зеленый горошек, моя дражайшая свекровь дернулась было догнать старшую дочь, но под злым взглядом сына побледнела и опустилась обратно на стул.

Я сидела и гадала: кто из них? Вчера я была слишком потрясена, чтобы рассуждать здраво, теперь же задумалась. Кому понадобилось от меня избавиться, а главное, зачем? Пусть на озере мог орудовать кто-то посторонний (оставим пока вопрос, как), записку ведь точно подложил кто-то из своих! Слуги или члены семьи?

У слуг мотива нет — вылететь за здорово живешь из хорошего дома никто не захочет, а если какая-нибудь горничная попадется на том, что подкидывает хозяйке записки с угрозами, ее в тот же день уволят с треском.

На первый взгляд, у Скоттов тем более нет резона от меня избавляться. Они должны беречь меня как зеницу ока. Ведь не будет меня — не будет и вожделенного баронского титула с прилагающимися к нему имением и состоянием, а значит, прости-прощай, сытая и безбедная жизнь. Судя по тому, что Фицуильям всерьез собирался работать ветеринаром, семья была если не бедной, то весьма ограниченной в средствах, так что за свалившееся на голову богатство Скотты должны были ухватиться руками и ногами.

Джорджина вон робко улыбается и ищет моего взгляда, явно пытаясь загладить демарш Хелен. Младшая сестра мне симпатизирует, хотя против воли матери не пойдет. Свекровь, конечно, извиняться не собирается. Хотя, если вдуматься, она всего лишь мелко пакостит, не более. Причем скорее — просто из желания показать, кто в доме… хозяйка. Барон тоже слишком дорожит титулом и вдобавок терпеть не может своего кузена, которому этот самый титул уступать не хочет. Остался Донал. Зачем начальнику стражи изводить жену барона? К тому же я ею стала его же стараниями.

М-да, ерунда получается. Никому не нужно, чтобы я уехала… и все-таки это кому-то нужно!

Пока я размышляла, механически жуя и глотая, барон с начальником стражи что-то обсуждали вполголоса. До моих ушей донеслось: «Надо повторить заказ», — и я наконец вспомнила, о чем хотела спросить у мужа. Так увлеклась игрой в замужнюю даму, что забыла узнать, как обстоят дела с обещанной лабораторией.

Только я открыла рот, чтобы задать вопрос, как вошел важный дворецкий с серебряным подносом.

— Срочная почта, сэр! — сообщил он и с поклоном вручил хозяину поднос, на котором лежал бланк телеграммы.

Барон взял послание, вчитался… и потемнел лицом.

— Что случилось, Фицуильям? — не выдержала свекровь и даже слегка вытянула шею, пытаясь прочитать послание.

Без толку — барон скомкал телеграмму в кулаке и швырнул на поднос.

— Неприятности на конном заводе. Похоже на легочный сап.

Джорджина охнула, свекровь помрачнела.

— Надеюсь, ты не намерен сейчас туда отправиться? — процедила она и глотнула сока из высокого стакана.

— Намерен! — ответил барон со спокойным вызовом.

— Фицуильям, позволь тебе напомнить… — начала она гневно, причем таким тоном, будто отчитывала негодного мальчишку, — что сегодня к чаю приедут Андервуды. Ты должен быть тут!

— Зачем, мама? — сквозь зубы процедил барон, с трудом сдерживаясь. — Я не комнатная собачка и не собираюсь быть украшением гостиной.

И я — тоже! Опять битый час разговаривать ни о чем?! Перспектива удручала. Надо тоже срочно куда-нибудь сбежать.

— Но ты должен! — вскричала свекровь. — Разве ты не понимаешь, что от этого зависит будущее твоих сестер? Чтобы они могли составить хорошие партии, нас должны принять в обществе!

Джорджина сидела, опустив глаза в стол и стиснув вилку так, что побелели пальцы. Донал задумчиво разглядывал гобелен, всем видом демонстрируя, что его это не касается. Я же наблюдала за происходящим как за крайне занимательным экспериментом. Интересно, кто кого?

Барон прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

— Разве ты не видишь, мама, что нас здесь только терпят? Я не раз тебе говорил, что нас называют выскочками, потому что все это, — он обвел рукой роскошный стол и богато украшенную гостиную, — досталось нам почти случайно!

Свекровь распрямила плечи, выпятив худую грудь.

— Пусть так, но кем бы ты ни был раньше, теперь ты — барон. Соседи прикусят языки, только изволь соответствовать титулу!

— Мама, уважение соседей зарабатывается не в гостиных. Мой долг как барона — заботиться о людях и имуществе. Я не могу бросить завод в трудную минуту, это не обсуждается.

— У тебя есть управляющий! — Со злости свекровь уже несло, как телегу по ухабам. — Тебе лишь бы возиться со своими лошадьми!

— Мама. — Фицуильям прикрыл глаза и, кажется, сосчитал до десяти. — Я и так погряз в делах баронства. Имею я право хоть иногда заняться тем, что люблю?

— Не сегодня!

— Сегодня.

Скрестились взгляды. Воздух почти искрил от напряжения.

Наконец свекровь сдалась:

— Фицуильям, дорогой, пожалуйста. Это ради девочек! — Ее голос звучал умоляюще.

— Мама, — выговорил барон сквозь зубы, — лучше бы ты занялась их воспитанием, а то опозорят нас на всю округу.

Свекровь гневно вспыхнула и отвернулась, комкая в тонких пальцах салфетку, а барон поднялся.

— Маргарита, дорогая, прошу прощения, что не смогу сегодня уделить вам внимания. Джорджина, будь любезна, покажи Маргарите замок. Донал, присмотришь. Мама, пожалуйста, передай наилучшие пожелания Андервудам.

С этими словами он стремительно вышел. Донал последовал за ним. Завтракать мы заканчивали в гробовом молчании. Я затребовала стакан молока — и получила его. Но даже эта мелкая месть не смогла улучшить мне настроения.

Наконец свекровь встала из-за стола и, ни на кого не глядя, тусклым голосом пожелала всем приятного дня. Когда она отбыла, я наконец вздохнула с облегчением.