Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кстати, о музыке, — бросила она, глядя в окно.
Шацкий выглянул — по другую сторону улицы стоял фургон «Польсата»[44], техники возились с «тарелкой» на крыше. Ну что ж, не его это цирк и не его обезьяны. Он продумывал следующие шаги. Эльжбета Будникова зажала в руке значок Союза поляков в Германии, его также использовали некоторые патриотические и националистические организации. Нужно будет поговорить со здешними националистами, если таковые вообще имеются, проверить харцеров и деятелей правого толка.
— Ежи Шиллер — почетный член Союза поляков в Германии, — произнесла Соберай тихо, словно обращаясь к себе самой. — Дело становится все более странным.
— Кто таков Ежи Шиллер?
Рыжая головка прокурора Барбары Соберай медленно повернулась в его сторону. Случались минуты, когда она казалась Шацкому такой хорошенькой, такой красивой своей женственной, невульгарной, ненахальной красотой. Так было и сейчас. Хотя на ее милом лице рисовалось удивление и недоверие, будто он спросил, кто был предыдущим Папой Римским.
— Шутишь, что ли?
2
Шацкий выслушал все, что Соберай могла рассказать о Ежи Шиллере, и как только она вышла, позвонил Вильчуру и попросил немедленно приехать. Срочно требовалось противоядие против похвал, какие расточала его веснушчатая коллега. Из ее рассказа возникал образ красавца, патриота, идеального бизнесмена, аккуратно платящего немалые налоги, знатока искусств, эрудита и джентльмена. Словом, еще один непорочный человек в Сандомеже — городе людей безупречных, праведных, честных и благородных, которые только иной раз подцепят на вилы какого-нибудь еврея или кому-то перережут глотку, а труп забросят в кусты.
Вильчур с покрасневшим носом на желтоватом лице, не снимая плаща, погрузился в кресло. Он принес с собой влагу и холод. В комнате сразу стало темнее, Шацкий включил настольную лампу и объяснил, в чем дело.
— Нет недели, чтоб на Шиллера не пришел донос, — Вильчур оторвал фильтр от сигареты. — То плохо припарковался возле Опатовских ворот. То деревья перед его офисом заслоняют свет. То его собака наложила кучу у кого-то под дверью. То перешел улицу на красный свет, создавая угрозу дорожному движению. То ночью не соблюдает тишину. То высморкался возле памятника Иоанну Павлу II, оскорбляя религиозные чувства католических граждан Сандомежа и тем самым нарушая статью сто девяносто шестую уголовного кодекса.
— Последнее, конечно, шутка?
— Какое там. И даже не единичный случай. Взимать бы по злотому в месяц с каждого, кто ненавидит его! — Вильчур замолчал, окутанный облаком дыма, — должно быть, задумался, на что потратить это богатство.
— А ненавидят его за что-то конкретное?
Вильчур хрипло рассмеялся.
— Вы и в самом деле никогда не жили в маленьком городке. Ненавидят его за то, что он богат и красив, за то, что у него большой дом и сверкающий автомобиль. У католиков это означает только одно — что он вор и шкуродер, нажившийся за счет других.
— А на самом деле?
— А на самом деле Ежи Шиллер — бизнесмен, у которого талант к сделкам с недвижимостью, он ворочает ею и здесь, и в Германии, его интересуют привлекательные для туристов места, я слыхал, что в свое время он скупал у мужиков участки в Казимеж-Дольном. Немного вкладывает в нашу инфраструктуру, например, построил новую гостиницу на Завихойской. Два-три раза его просвечивала налоговая служба, и не только она, — чист. Своеобразный фрукт, но в этом вы успеете убедиться сами.
— Какие у него были отношения с семьей Будник?
— Наверняка они с Будником не переваривали друг друга. Из-за будниковских делишек и передачи земель Церкви у Шиллера из-под носа увели несколько недурственных участков. Что же до Будниковой, не имею понятия, Шиллер немного филантроп, возможно, финансировал кое-что из ее мероприятий для детей. Вообще-то они были из разных сказок. Будники — интеллигенция левого толка, почитатели «Газеты Выборчей», а Шиллер, скорее, энтузиаст «Газеты Польской»[45]и бело-красного флага на мачте перед домом. Они для него были чуток коммунистами, он для них — маленько фашистом, во всяком случае, гриль вместе не устраивали.
Вильчур страдал польским недомоганием — если он и выражался о ком-то положительно или нейтрально, то звучало это как оскорбление. Уставший тон, слегка искривленные губы, поднятая бровь, затяжка сигаретой вместо запятой, затяжка и стряхивание пепла вместо точки. Презрение к окружению бросало тень на каждого, о ком говорил старый полицейский.
— Шиллер еврей?
Злобная улыбка промелькнула на губах полицейского.
— Согласно последним веяниям, нам не велено знать, кто какого вероисповедания или происхождения. Но если принимать доносы за чистую монету — стопроцентный. А вдобавок педераст, скотоложец и почитатель сатаны.
Для эффекта Вильчур вскинул руку — мизинец и указательный палец образовали рога. Выглядел он теперь как родной брат Кита Ричардса[46], правда, чуть уродливее и потрепаннее.
Шацкому было не до смеха.
3
В телефоне Ежи Шиллера приятный баритон попросил по-польски и по-немецки не отказать в любезности и оставить сообщение. Шацкий, не рассчитывая на удачу, оставил, но не прошло и пятнадцати минут, как Шиллер перезвонил, извинившись, что не мог принять звонок. Когда Шацкий принялся объяснять, по какому поводу звонит, тот прервал его вежливо, но решительно.
— Разумеется, я понимаю, в некотором смысле я ожидал этого звонка, поскольку семья Будник и я, мы в Сандомеже люди известные и волей-неволей поддерживали друг с другом, — тут он сделал почти незаметную паузу, — контакты. Признаюсь, я специально отменил поездку в Германию, предвидя, что потребуюсь правосудию.
— В таком случае прошу явиться на улицу Коселы.
— К сожалению, мне далеко до добропорядочного гражданина. Я отменил поездку в Германию, но воспользовался случаем, чтобы устроить дела в Варшаве. Я все еще нахожусь в столице, — Шацкому понравилось, что он употребил это слово, — в данный момент начинается пятничное совещание, и прежде чем я выеду… А возникнут проблемы, если мы встретимся завтра? Простите за наглость, я, разумеется, в любой момент могу сесть в машину, но, боюсь, раньше восьми вечера не приеду.
Опыт подсказывал Шацкому, что с каждым часом, прошедшим с момента обнаружения трупа, дело становится все более размытым и шансы отыскать преступника снижаются. Он хотел было резко возразить Шиллеру, но убедил себя, что эти несколько ночных часов ничего не решают.
— Хорошо, встретимся завтра.