Рошнани сказала:

— Слова твои очень мудры, но, должна сказать, о мужчинах я знаю очень мало.

— Надеюсь, что этим мужчиной ты все же останешься довольна. — Абивард, будучи молод, был моментально готов пойти на второй заход, но не хотел требовать этого от нее — ведь как-никак он только что пустил ей кровь. А вот завтра — иное дело. Если ей суждено стать его главной женой, он хотел, чтобы в постели она была им довольна, тогда и в вопросах управления наделом будет больше единодушия. Если же он снова причинит ей боль, это делу не поможет.

Он поднялся с кровати, натянул кафтан и поднял окровавленную простынку.

Рошнани начала натягивать шелковые штанишки, но остановилась, покачав головой.

— Не хочу их пачкать, — сказала она и накинула на себя платье. — Застегни мне пару застежек, будь добр, чтобы можно было показаться в приличном виде.

Абивард повиновался, а потом настежь распахнул двери дихганской опочивальни. Коридор был забит народом — любопытствующим и нетерпеливым. Он поднял простынку, запятнанную девственной кровью Рошнани. Коридор огласился громкими приветствиями при виде этой печати, окончательно скрепившей брачный договор. Рошнани, гордо подняв голову, показалась народу Век-Руда.

После этого ритуального показа Абивард вновь запер дверь. Из коридора доносились скабрезные выкрики, но Абивард уже решил, что второго раза сегодня не будет. Он не стал вновь расстегивать шелковое платье, а наоборот, застегнул оставшиеся застежки и проверил, чтобы все крючки оказались в соответствующих петельках.

— Прежде чем ты отправишься на женскую половину, мы приведем тебя в надлежащий вид, — сказал он.

— Спасибо за заботу обо мне. — Рошнани, судя по виду и голосу, волновалась не меньше, чем тогда, когда он подвел ее к брачному ложу. Но совсем по другой причине. Ничего удивительного — ей предстояло жить с этими женщинами всю оставшуюся жизнь, обрести свое место в их обществе, и здесь очень многое зависело от самых первых шагов.

Абивард взял ключ и отпер им дверь на женскую половину. В коридоре уже ожидали Барзоя и Динак. Абивард знал, что они будут там. Подведя к ним Рошнани, он сказал:

— Моя мать, моя сестра, представляю вам мою жену.

Три женщины обнялись. Барзоя сказала:

— Служи этому наделу, как служила наделу твоего отца. Подари нам много отличных наследников. Будь счастлива с нами.

Барзоя есть Барзоя — о счастье она вспомнила в последнюю очередь.

— Да исполнит Господь твои пожелания, о мать дихгана, — тихо ответила Рошнани. Динак сказала:

— Ты непременно должна рассказать мне все — о путешествии сюда, о церемонии бракосочетания, о… — Она покосилась на Абиварда и понизила голос: Обо всем остальном. Я ведь тоже очень скоро выхожу замуж.

Рошнани тоже посмотрела на Абиварда.

— Я расскажу обо всем, что ты пожелаешь узнать… скоро.

Намеки Абивард понимать умел. Поклонившись поочередно жене, матери и сестре, он сказал:

— С вашего позволения, госпожи мои, я покидаю вас. Не сомневаюсь, вам захочется обсудить такие вопросы, коими не должно осквернять мой мужской слух.

Рошнани, Барзоя и Динак дружно рассмеялись, и он ретировался гораздо быстрее, чем намеревался. «Несомненно вопросы, которые вы будете обсуждать, не просто осквернят мой слух, но и обуглят уши», — подумал он. Если Рошнани примется рассказывать Динак о его успехах на брачном ложе, он хотел бы в этот момент оказаться не ближе чем в пятидесяти фарсангах. Но бежать так далеко неразумно, достаточно просто отойти на расстояние, достаточное, чтобы ничего не слышать. Что он и сделал.

* * *

Фрада тихонько присвистнул, показывая рукой вперед, на гору Налгис-Краг и посаженную на ее вершине крепость.

— Ты только посмотри, — сказал он. — Любая армия может вечно сидеть у подножия этой каменной глыбы, но едва попытается подняться…

— …как тут же спустится, и очень быстро, — закончил Абивард мысль младшего брата. Вверх, к крепости надела Налгис-Краг, вела всего одна узкая, извилистая дорожка. Даже с расстояния в четверть фарсанга Абивард мог разглядеть с десяток мест, где горстка отважных воинов могла бы удерживать армию, о которой говорил Фрада.

— Они откуда-то берут воду, иначе у крепости не было бы той репутации, которая у нее есть, — добавил Фрада тоном честолюбивого генерала.

— Я был бы счастлив вновь оказаться под защитой крепких стен, — сказал Абивард. — В дороге я чувствовал себя полуголым. — Он ткнул в себя пальцем. Как и все воины в свадебном кортеже Динак, он был облачен в шлем и вооружен мечом и копьем, как и надлежит истинному макуранскому бойцу. Но вот прочее его снаряжение, как и у всех остальных, было из кожи, для большей крепости пропитанной топленым воском, — тот же облегченный вид доспехов, каким пользовались кочевники-хаморы. Кузнецы крепости уже начали ковать железные доспехи, утраченные в Пардрайянской бойне, но изготовление даже одного экземпляра требовало времени.

Фрада обернулся к Динак:

— Как ты, сестра?

— Наслаждаюсь свободой от женской половины, — ответила она, — жаль только, что приходится путешествовать в чадре. Из-за этой тряпки на лице я почти не вижу мест, по которым мы проезжаем.

— Пока мы не въехали во владения Налгис-Крага нынче утром, смотреть было особо не на что, — сказал Абивард. — Между нашими землями и землями Птардака сплошная пустыня да камни. Если не считать оазисов, никто не назвал бы Макуран плодородной страной.

— Когда последние десять лет только и делаешь, что смотришь из окна, даже пустыня кажется интересной, — сказала Динак. Как всегда, она старалась видеть по всем лучшую сторону. — Крепость Налгис-Краг стоит так высоко над остальным наделом, что у меня из женской половины будет отличный вид.

Абивард никогда не задумывался, правильно ли прятать от мира благородных женщин, как только они становятся взрослыми: таков был обычай его страны, и он с ним не спорил. Его даже не волновало, что его сестру заперли на женской половине в крепости Век-Руд. Это произошло, когда сам он был еще мальчишкой, и он к этому привык. Но то, что она окажется под замком на женской половине чужой, далекой крепости… от этой мысли где-то внутри возникало щемящее чувство.

— Я буду скучать по тебе, сестра моя, — печально сказал он.

— А я по тебе. Может быть, нам удастся наладить переписку. Надеюсь, Птардак не станет возражать. — Если же Птардак будет возражать, то ничего из этой затеи не получится. И брат, и сестра прекрасно это понимали. Динак продолжала:

— Какой был смысл учиться грамоте, если мне нельзя будет ею пользоваться?

Абивард не знал, зачем Годарс разрешил Динак учиться читать и писать.

Очень немногие макуранские женщины владели грамотой; он сомневался, что даже Барзоя, при всем ее уме, разбирается в буквах. Наиболее вероятным объяснением Абивард счел то, что отец его, увидев в ком-то способности, просто не мог позволить им пропасть втуне, к сколь бы необычной области эти способности ни относились.