Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Браток кашлянул, неуверенно посмотрел на скульптуру.
– Давай-давай, – подбодрил Гринчук.
– Это… чего хотел выразить… – Браток лихорадочно вспоминал уроки эстетики в техникуме. – Что хотел сказать скульптор этой работой?
– О! – поднял указательный палец Гринчук. – На мой взгляд, автор концептуально выражал свое отношение к суициду. Въехал?
Браток восхищенно посмотрел на Гринчука и кивнул.
– А вот теперь, Ваня, выпей для храбрости шампанского, подойди к вон той экстравагантной даме – владелице салона, и сооруди что-нибудь из вновь приобретенных знаний.
– К ней? – засомневался Браток.
Даме было всего лет двадцать пять, декольте у нее было головокружительной глубины, но она закатила такую речугу перед открытием, так уверенно говорила что-то о перформансах и инсталляциях, что Браток проникся к ней безграничным уважением, как к тонкому ценителю и глубокому знатоку…
Но спорить с Юрием Ивановичем он не стал и отправился к владелице салона, которая как раз отшивала очередного воздыхателя.
– Ну, вам чего? – спросила она, с нескрываемым презрением рассматривая милицейского прапорщика, который и пригласительный-то на открытие получил только за компанию со своим страшным и таинственным начальником.
Браток набрал воздуха в грудь и выдал фразу…
…Утром Браток долго рассматривал лежащую рядом с ним владелицу салона, которую, как оказалось, звали Машей, и думал, как странно, все-таки устроена жизнь. И не мог понять, как фраза: «Мне кажется, что концептуально эта картина стоит между суицидом и инцестом» может заставить образованную женщину вначале удивленно посмотреть на говорящего, потом выдать часовую лекцию о картине, а потом настойчиво потребовать у прапорщика интимной близости.
Странная штука – жизнь, подумал тогда Браток, еще раз убедившись в гениальности Юрия Ивановича… В том, что в его этом… цинизме, есть глубокий смысл.
И стал постоянным гостем на очередных перформансах и инсталляциях. Машка, кстати, почти не ревновала. Есть в богеме свои достоинства.
– Если концептуально отказаться от инцестуального суицида, – сказал Браток, немного забывшись, Николаевне. – Ладно, пошел я.
Кафе стояло в тихом месте, называлось «У озера» и названию своему полностью соответствовало. Рядом было небольшое озеро, обсаженное ивами. По озеру, среди цветущих кувшинок, плавали лебеди.
Браток посмотрел на часы. Подошел к своему «джипу» и возле самой машины спохватился.
* * *
– Мобилу на столике забыл, – объяснял через полчаса Браток Полковнику и Владимиру Родионычу. – Прикиньте, блин… Подошел к машине, чего-то, думаю, не хватает. Телефона. Я повернулся и пошел назад, к кафе… Отошел шагов на двадцать…
* * *
«Джип» взорвался на удивление негромко. На открытом пространстве звук взрыва был похож на сдвоенный выстрел пистолета. Силы его хватило как раз на то, чтобы вырвать левую переднюю дверцу и изуродовать салон.
Машина даже толком не загорелась. Но если бы в ней кто-нибудь сидел, шансов уцелеть у него не было.
* * *
– И ведь тачка совсем новая! – сорвался на крик Браток и уронил на пол стакан с коньяком, который ему предложил Полковник. – В три минуты двенадцатого рвануло… Козлы… А я бронежилет надел…
– Спокойно, Ваня, спокойно… – Полковник похлопал Братка по плечу, – всякое бывает, могло быть и хуже…
Как оказалось через полчаса – могло. И было.
В подвале Большого дома ровно в тринадцать ноль-ноль одновременно рвануло одиннадцать зарядов, напрочь выведя из строя водопровод, канализацию, электричество и телефоны.
– Вы полагаете, – это уже неприятности, или только преамбула? – холодно осведомился по телефону Владимир Родионыч у Полковника и, не дожидаясь ответа, сообщил, что на его телефон поступило очень краткое сообщение. – Кто-то знал мой номер и прислал всего два слова: Уберите Зеленого.
– Про козлов ничего не было? – спросил Полковник.
* * *
Сергей Петрович Дедов привык ощущать себя Хозяином. Хозяином города, людей, своей судьбы, в конце концов. С ранней юности он понял, что даже если не удается быть действительно Хозяином, то ощущать себя Хозяином никто запретить не может.
Вначале ты начинаешь себя ощущать, а потом, если действительно очень хочешь и стараешься, становишься. И постепенно отвыкаешь, что для кого-то эти твои ощущения могут быть совершенно безразличны.
И ладно бы, от кого чужого исходило подобное хамство. То, что здесь начал качать права какой-то подполковник из министерства, еще можно было стерпеть. Он не знает обычаев, местных законов, правил поведения… Он чужак, не способный понять, на чем держится порядок в Приморске, что заставляет людей вести себя так, а не иначе.
Но когда местные, властные и посвященные, Сергеев и Олег привезли с собой Гринчука и в его присутствии заговорили о делах смертельно опасных – Дедов не выдержал.
Его хватило минут на десять спокойной светской беседы.
Привет, привет! Как дела? А, это тот самый супруг… Не нашли еще? Жаль… Что значит – на хрен? Вы что себе позволяете? А ты, Олег, не лезь… Что ты сказал? Заткнуться? Ты у меня дома! И я не позволю… Ты мне угрожать?! Хоть ты ему скажи, Анатолий… Да вы совсем мозги потеряли! О чем вы…
Дедов даже попытался вызвать своих референтов, Колю и Володю, но Коля как раз лежал без сознания на крыльце, а Володя задумчиво смотрел в дуло автомата. Люди Большого Олега дачу заняли быстро и без стрельбы. Им было строго приказано – без крови. Все-таки со своими разбираемся.
Да и сколько их там было, своих: два референта, водитель и повар. Сопротивляться попытался только Коля.
Наблюдая за всей этой суетой, Гринчук молчал.
Вконец издерганный Аркаша сидел в кресле-качалке, стараясь не терять из виду Гринчука. Хоть Олег и не пытался сейчас расправиться с Клином, но береженого…
– Не кипешуй, а спокойно все рассказывай, – посоветовал Олег.
Сергеев кивнул.
– Это ведь с твоих все началось. И ты у нас работаешь по этой части, – давно Олег мечтал увидеть, как бледнеет эта зажравшаяся сволочь. – Я ж тебе все объяснил и обрисовал. Этот…
– Еще раз покажешь на меня пальцем, – предупредил Гринчук, – отломаю.
– Господин Гринчук, сволочь, не оставляет нам выбора. Ни мне, ни вот нашему менту. Если ты хочешь остаться чистеньким за наш счет – хрен тебе на сковородке. Твои ведь его бабу взяли, больше некому…
Дедов затравленно оглянулся.
Дверь в гостиную была открыта, и было хорошо видно лежащего на ковре Колю.
– Я ее не трогал, – выдавил Дедов. – Я же вас всегда предупреждаю, когда…
Дедов посмотрел на Гринчука. Тот внимательно рассматривал коллекцию холодного оружия, развешанную на стенах кабинета.