бы мог дать тебе несколько советов… – якобы лениво тянет тот некоторое время спустя.

– …но я в них не нуждаюсь, – резко закрываю тему я.

– Угу.

– Что «угу»? Кого ты учить собрался? – расхожусь для самого себя неожиданно. Сука, если это не остановить, подобные вспышки станут нормой. Но тормозить – это потом. Меня ведь отбивает изнутри, словно что-то живое там поселилось. – Со своими шалавами мою Богданову нехуй сравнивать! Эксперт, блядь.

– «Мою Богданову»? – повторяет максимально изумленно, чтобы я уж наверняка догнал, как прокололся. Еще и присвистывает. – Ауч.

Пидор.

Смотрю на его разбитые губы и прикидываю, будет ли странно, если я снова ему вмажу?

Мать вашу… Сейчас вроде как не за что. Он потешается надо мной, как над лузером, но я же не сопля пятилетняя, чтобы на это реагировать.

– Сказал так, только потому что есть еще вторая – которая Чарушина была. Обозначил чисто фигурально.

– Да уж, – ржет этот кретин. – А то я бы не понял, о ком ты. О Лизке? Или о Соньке? Конечно. Логично. Мы же изначально не о Соне говорили, – на расслабоне все мое дерьмо раскидывает. – Сука… Пизда тебе, понимаешь?

– Пошел ты! – резко отрицаю я.

Смотреть на него не хочу. Делаю вид, что прущий между травинками свою несоизмеримо огромную добычу муравей все внимание занимает. И вдруг думаю: даже он тащит. Имеет какую-то цель и, прикладывая немыслимые усилия, добивается.

Сглатываю. Громко прочищаю горло. И вдруг выдаю хрипом:

– Когда подхожу, физически она реагирует… Как надо она реагирует! Тут, блядь, реально без подробностей, – стискивая челюсти, вскидываю голову, чтобы перевести дыхание. – Но стоит мне замахнуться на продвижение, всегда отталкивает.

– Может, проблема в том, что ты ебал ее подружку, – лениво подсказывает Тоха, бросая на меня максимально странный взгляд. – Для девчонок это бывает болезненно. Они, вроде как, не прощают подобного.

Снова сглатываю. Слюна отчего-то ощущается вязкой. Дискомфорт во рту преодолеть не удается.

– Да… Соня что-то такое говорила, – бормочу, не замечая того, как по организму жар прокатывается. Осознаю, только когда ощущаю новый выброс пота. Понимаю, что чувствую себя так же хреново, как в тот единственный раз, когда в тринадцать лет щемился от какого-то ядреного типа гриппа. – Она была испуганной, грязной и мокрой, без телефона, ключей… Я предложил все условия! Но гордая голь все равно трубила одно: «Отвези меня домой!» – едко передразниваю ее голос, просто потому что глотку душит воспаленное самолюбие. Веду себя как пиздюк, признаю. Но остановить это не могу. – У подъезда мобильник у меня попросила, вызвонила сестру, и аривидерчи. По-английски, блядь, – одним выдохом выдаю всю долбаную горечь, что скопилась за эти дни. – Надо было силой ее заломать? – конкретно уже бешусь. Сам на себя злюсь. – Все, короче. На хрен. Не дает – не проблема. Любая другая даст. Хоть сейчас! Рандомно номер выберу, один звонок, и мне сосут! Прямо на этом ебаном стадионе! – распыляюсь и сам от себя охуеваю.

Когда уже прекратятся эти пиздострадания? Я же не могу теперь до скончания века психом быть? Нет, я понимаю, что иногда так и бывает, что кукуха улетает без предпосылок. Но я же изначально с большим перевесом выдержки был. Это ведь не исчезает за неделю-две. Когда восстановится?! Новые эмоции – это тупо стресс. Когда организм к ним привыкнет, реакции притухают. Жду.

Только пока я жду, этот, сука, лучший друг берется меня подстрекать.

– Ну, так, давай. Звони! Чего не звонишь? – ржет, но в глазах горящей строкой летит совсем иная фигня.

Это экстренное сообщение: «У тебя, мать твою, опухоль мозга!».

Пока оно до меня доходит, Тоха поднимается. Взбивая носком кроссовки траву, проходится вдоль газона. Шумно переводит дыхание.

– Сука… – резко оборачивается. – Честно, я был бы счастлив, если бы ты это сделал и показал, что у тебя все еще есть яйца. Но будешь ли счастлив ты?

У меня есть ответ на этот вопрос. Только я ни за что его не озвучу.

– Ты, блядь, как всегда, драматизируешь, – толкаю раздраженно. – Угомонись.

– Я драматизирую? Окей. Базара ноль. Давай, спроси меня, целовал ли я ТВОЮ Богданову? – ниже пояса, блядь. С размаху. – Ну! Какого хера ты молчишь, блядь?

Вскакивая на ноги, запускаю в него банкой энергетика.

– Пошел ты на хуй, ясно?! – выдаю слишком яростно. По всем меркам. А уж по своим – тем более. Прямо сейчас я, блядь, хочу, чтобы он исчез на хрен с лица Земли. Общаться с ним – так точно желания нет. Никогда. Но, чтобы сохранить хоть какое-то достоинство, все же заставляю себя равнодушно выдать на прощание: – Уймешься, звони.

Спокойно направляюсь в раздевалку. Так, мать вашу, спокойно, что оказавшись в окружении железных шкафчиков, стискиваю кулаки и беззвучно ору. Разрывает от желания все здесь к херам разнести.

В душе мне нечем дышать. Все потому, что снова лезет под череп эта чертова Богданова. Она, блядь, словно вселившийся демон. Доводит до безумия. Даже дрочка на нее стала мучительной. Не сам процесс, конечно. А ощущения после… Я себя ненавижу!

– Мне нужна твоя помощь, – заливаю, указывая на обожженное плечо. Дно пробито, ага. Но что еще мне сделать, чтобы Соня согласилась со мной поехать? Сука, не молить же ее об этом на коленях! – Обработаешь, и я отвезу тебя домой.

В полумраке салона сверкает улыбка. Не могу уловить настроения. Однако это явно не похоже на веселье. Пока меня лихорадит, Богданова преодолевает собственные рифы.

– Прости, но я не проходила курсы медицинской помощи. Езжай к Наде, у нее сертификат.

«Да пошла она!» – решаю в сотый раз, пока нутро раздирает злоба.

Вот только…

Сразу после душа лечу в тот самый ТРЦ, который уже можно переименовывать в центр моего гребаного падения. Первым делом заваливаю в отдел техники и покупаю телефон. Ясное дело, что самый понтовый выбираю. Последнюю модель всемирно популярного бренда.

Сам не верю, что собираюсь зайти в бутик Богдановой. Не верю, но иду.

Какого хера она продолжает жить, будто ничего не случилось?! Не дам ей покоя!

Сердце стучит оглушительно. Никак к этому не привыкну. В груди жар собирается. Постепенно топит шею, лицо… Волосы встают дыбом. И тогда уже сверху вниз рассыпаются мурашки. Пальцы немеют. Но я удерживаю