крестьянина, а в апреле в Динабургском уезде, в имении графа К. Платера, были ранены 11 крестьян51 .В Смоленской губернии кровавые события произошли в селах Самуйлове, Карманове и Алексеевском, Гжатского уезда. Сначала в эти села, где собралось до 2 тыс. крестьян, была послана воинская команда Смоленского батальона внутренней стражи, а затем две роты Колыванского пехотного полка. По прочтении манифеста крестьяне не признали его и отказались от работы и уплаты оброка. Крестьян "увещевали" флигель-адъютант полковник Слепцов, земский исправник, становой пристав и 3 священника, но они не достигли цели. Тогда крестьян окружили солдаты. Крестьяне, защищаясь, отняли несколько ружей и ранили 3 солдат. В результате избиения 23 крестьянина были убиты52 .В Виленской губернии движением были охвачены Дисненский, Свенцянский, Виленский, Ошмянский и Лидский уезды. Волнение крестьян началось в имении княгини Друцкой-Любецкой – Козловске. В апреле около тысячи крестьян отказались от исполнения работ и перестали повиноваться помещичьей власти. К козловским крестьянам стали присоединяться крестьяне соседних имений: Мазурина, Мосаржа и Михальца – до 6 тыс. человек. Крестьяне бросили все полевые работы, и возмущение их начинало приобретать "известную организацию". Своим руководителем они избрали михальцевского крестьянина Иосифа Кушнаревича. Только при помощи солдат Муромского и Софийского пехотных полков53 удалось заставить крестьян повиноваться помещикам.В 1861 г., как нами подсчитано по хранящимся в фондах ЦГВИА рапортам командиров воинских соединений, воинские команды вводились в 591 имение54 : в По-54 В исторической литературе исходные данные о 499 имениях, в которые вводились военные команды, берутся из "Обзорадольской губернии – 59, Саратовской – 49, Гродненской – 52, Псковской – 35, Черниговской – 36, Смоленской – 26, Тамбовской – 25, Ковенской – 29, Витебской – 24, Виленской – 22 имения55 .В 1862–1863 гг. крестьянских волнений было меньше, чем в 1861 году. Однако волна крестьянского движения продолжала еще держаться сравнительно высоко. По тем же данным, в 1862 г. крестьянским движением была охвачена 41 губерния, военные команды для подавления крестьянских волнений вводились в 492 имения, а в 1863 г. – 36 губерний, и в 189 имениях восстание подавлялось с помощью военных команд56 .Начиная со второй половины 1861 г. и особенно в 1862–1863 гг. крестьянские волнения вспыхивали как протест против подписания "уставных грамот". В рапортах командира Белгородского уланского полка за март 1862 г. отмечается, что крестьяне в имениях помещицы Добровольской и помещиков Ольховских Богодуховского уезда, Харьковской губернии, отказались подписывать грамоты, так как были убеждены, что скоро появится новый манифест, по которому они будут освобождены от всякой обязательной повинности57 .Крестьян заставляли насильно подписывать уставные грамоты, применяя при этом оружие и розги58 . В феврале 1863 г. отказались от исполнения повинностей по уставной грамоте крестьяне Васильевки, Осиповки и Захарьевки, Тираепольского уезда, Херсонской губернии. Прибывшая в эти селения земская полиция с 200 понятыми не могла усмирить крестьян. На помощь полиции прибыли батальон и 2 роты солдат Волынского пехотного полка59 .В Черниговской губернии крестьяне деревни Старой-Новицкой, Суражского уезда, в августе 1862 г. отказались от принятия уставной грамоты. Была сделана окончившаяся неудачей попытка с помощью роты солдат Севского пехотного полка заставить крестьян повиноваться. Большое участие в этом выступлении приняли женщины60 .Кровавые события имели место в июле 1862 г. в слободе Ольшанке и селе Русских Халанях, Ново-Оскольского уезда, Курской губернии, где крестьяне отказались от надела. Для усмирения их прибыл эскадрон Белорусского гусарского полка. Крестьяне, собравшись в количестве 1500 человек, вооружившись кольями и кирпичами, напали на гусар; те применили холодное оружие. В результате столкновения были ранены 4 гусара и 30 крестьян61 .Часто волнения крестьян находили поддержку в соседних селениях. Так, в Буинском уезде, Симбирской губернии, в июле 1862 г. волновались крестьяне сельца Кайрова; их поддержали крестьяне близлежащих селений помещиков Горемыкина, Пягницкого, Собакиных и Есипова62 .Крестьянское движение в 1861–1863 гг., так же, как и в предшествовавшие годы, было стихийным, неорганизованным. Крестьяне верили в царя и надеялись найти в его лице опору и защиту против помещиков и чиновников. Этим была предопределена неудача крестьянской борьбы. Революционная ситуация 1859–1861 гг. не переросла в революцию.Реформа 1861 г. обрекла крестьян на еще большее разорение и нищету. "Крестьянина так "освободили" в 1861 году, – писал В. И. Ленин, – что он сразу попал в петлю к помещику. Крестьянин так притеснен захваченными помещиком землями, что ему остается либо умирать с голоду, либо идти в кабалу"63 . Все это усиливало и обостряло классовые противоречия. В 1861–1863 гг. правительству удалось с помощью военной силы подавить крестьянское движение. Однако борьба крестьян на этом не закончилась. В пореформенный период выступления крестьян приобрели новое содержание. Они стали бороться преимущественно за землю, и в первую очередь за "отрезки". Вместе с тем крестьянское движение было направлено против феодальных пережитков

Да, информация в то время распространялась с трудом. Но сложность её добывания и обработки могла бы составить сложность для кого угодно, но только не для начитанного и активного эрудита, такого, как Николай Данилевский. Положительно, что эти неприятности помешали бы ему выстроить свою теорию на основе внутреннего спокойствия и доброжелательности.

Однако моя теория как раз говорит о том, что противостояние народ – власть было, и основание его лежало в глубоком внутреннем различие.

Уже владея архивными данными, и рассматривая примеры крестьянских восстаний XIX века, убеждаешься в ошибочности ещё одного утверждения Данилевского: «… вообще не интерес составляет главную пружину, главную двигательную силу русского народа, а внутреннее нравственное сознание, медленно подготовляющееся в его духовном организме, но всецело обхватывающее его, когда настаёт время для его внешнего практического обнаружения и осуществления» (там же, стр. 205).

Но может ли это состояние нравственного сознания безусловным рефлексом в любой ситуации? Не слишком ли романтизирует нравственность русского Данилевский? Нужны ли и внешние условия, чтобы эти высокие черты характера проявлялись в русском человеке? Или, если вся окружающая жизнь направлена против нравственности, а крепостное право, даже как привычка – не есть природное естество человека, а, следовательно, не может способствовать проявлению высшей глубинной нравственности. Сострадание, боль, сочувствие, скорбь – вот, что сопутствовало человеку в его нравственном подвиге. Русский всегда сочувствовал тем, кто идёт на плаху, едет на каторгу, сечён розгами, просит милостыню или является самозванцем. Жалость к юродству – основной мотив нравственности русского в период Химеры. Где-то в глубине души каждого русского таится этот немеркантильный интерес. Русская душа вообще чужда всякой меркантильности.

Можно сказать, что высшие нравственные способности в русском человеке воспряли именно в Советский период