Песни и Збышек-маленький – вот главное, что я сделала в жизни.

Песни написаны моими друзьями (тех, чьи песни я пою, я имею право называть друзьями), но они все равно мои, потому что я пропустила песни через себя, через свою душу, иначе петь не умею. Збышек плод большой любви.

Дело не в том, что я люблю петь, я просто не могу этого не делать. Но петь можно у костра под гитару, в компании во время застолья, в самодеятельности и даже просто себе под нос на кухне. Я не могу не петь со сцены, мне кажется, способна сказать людям что-то такое, что им очень нужно, чего они ждут, покупая билеты на мои концерты или пластинки в магазинах, у меня есть что сказать.

Это не самомнение, не гордыня, не самоуверенность, и дело не в том, что я много перенесла, многое преодолела, как раз об этом я стараюсь не напоминать, не подавать вида, что больно, что плохо, что почти каждое движение и сейчас дается с трудом. Я не жду жалости или восторга по поводу своего «героизма», это не позерство, просто действительно не хочу, чтобы на меня смотрели, меня слушали хотя бы в какой-то степени из-за той проклятой аварии.

Нет, я знаю, что могу дать людям то, что им нужно.

Откуда такая уверенность, ведь сотни талантливейших певцов и певиц дают людям то, что их развлекает, помогает отвлечься от повседневной жизни, бывает просто приятно или, наоборот, зовет к борьбе.

Многие исполнители куда популярней меня, собирают большие залы, чаще гастролируют, выпускают пластинки миллионными тиражами, поклонники за ними ездят и летают по всему миру. Почему же я считаю, что делаю все правильно? Вернее сказать, делала.

Когда Збышек подрастет настолько, чтобы оценить мое пение по-настоящему, поймет ли он мою правоту относительно меня самой?

Года три назад у меня брал интервью эстонский журналист Анте Паю. Большое интервью, пространное, разговор, который я назвала исповедью. С того самого дня и начались наши исповеди в письмах друг перед другом.

Но сейчас не о наших отношениях, хотя хочется отмести все домыслы и глупости и сказать, что всего несколько встреч и множество писем тоже могут означать любовь. Бывает любовь на расстоянии, по переписке, любовь-единомыслие, если так можно назвать.

Анте спросил, почему я пою преимущественно о любви.

В ответ хотелось спросить, о чем же еще мне петь, но я невольно задумалась. Действительно, почему я пою о любви? Что я хочу донести до зрителей и слушателей?

Я попробовала объяснить это Антсу, а скорее самой себе.

Меньше всего мы дарим любовь тем, кого любим больше всего. Как это? Больше всего мы любим своих близких, но так ли часто мы им говорим об этом, так ли часто напоминаем им о своей любви. Я не призываю к сюсюканью или экспрессивным объятьям и клятвам, но многие ли обнимают своих вернувшихся с работы мужей или целуют жен не мимоходом, а нежно, потому что любят. Даже любовь к своим детям у нас несколько навязчива, это любовь собственников. Я всегда старалась такого избежать, но и у меня бывало…

А маме или отцу, своим бабушкам и дедушкам часто ли мы говорим о том, что любим их?

Конечно, главное не слова, а дела, но ведь это так просто – обнять, поцеловать, приласкать, сказать, что любишь, ценишь, жить не можешь без любимого, без мамы, без своего ребенка… Это так легко и… трудно одновременно. Мы слишком заняты делами, серьезными, важными, неотложными. Или просто устали. Или в плохом настроении. Или просто невнимательны.

А жизнь проходит минута за минутой, день за днем, год за годом. У страшно занятых взрослых людей не хватает времени и сил (а часто и желания) сказать своим детям, что они любимы, сказать это своим родителям и даже своим любимым. Мы привыкли считать, что объяснения в любви достаточно всего одного, остальное само собой разумеется.

Однажды, еще будучи студенткой, услышала, как парень довольно резко бросил девушке:

– Я же уже сказал, что люблю тебя, чего ты еще хочешь?

Но ведь сам-то хочет, чтобы давали понять, что его любят. Каждый человек на Земле хочет, чтобы его не только любили, но и не забывали в повседневной суете говорить об этом.

Поэтому я решила, что если уж люди пришли в зрительный зал и готовы слушать меня два часа, то я должна им в тысячный раз повторить об этом прекрасном чувстве – любви, чтобы они напоминали о нем друг другу. Пусть кто-то другой развлекает публику танцевальными мелодиями или простыми ритмами, сдобренными разными сценическими эффектами вплоть до пиротехнических. Пусть другие поют песни протеста.

Это их поле деятельности, а у меня свое, я напоминаю людям о том, что самое прекрасное в жизни – любовь. Любовь мужчины и женщины, любовь к детям и родителям, ко всем людям на Земле, ко всему, что нас окружает, к самой жизни.

Снова пафосно, и снова иначе нельзя, не получается. Мы умудрились затереть, принизить самые главные слова, потому, когда их произносишь, кажется, будто повторяешь навязшее в зубах, надоедливое или попросту фальшивое. Печально.

Это очень трудно – говорить и петь о том, что словно само собой разумеется или, напротив, поставлено на недосягаемую высоту, и при этом не скатиться в пошлость или фальшь. Петь о любви чисто-чисто не так легко, как кажется, для этого в нее нужно верить. А петь вполсилы – значит фальшивить и скатываться в пошлость.

Так что я не выбирала самый легкий путь, хотя не открыла на эстраде ничего нового, не стала иконой нового стиля, мне не будут подражать, как Битлам или «Абба», мои поклонники не ездят за мной из города в город, из страны в страну, не расписывают футболки моим именем, не раскупают какие-то вещицы, со мной связанные, на аукционах. Но если они приходят в залы, чтобы послушать песни о любви, значит, в таких песнях есть потребность.

Это мое место, моя потребность, счастливо совпавшая с потребностью тысяч людей. И я счастлива, что смогла им многое дать.

Одна из самых любимых песен – «Эхо любви».

Актер Евгений Матвеев снимал фильм «Судьба» о воине.

Почему-то он решил, что в фильме должна звучать песня в моем исполнении. Роберт Рождественский и Евгений Птичкин его поддержали, и быстро были написаны текст и музыка. И то и другое просто потрясает.

Увидев клавир и текст, я даже не просто не раздумывала, а ухватилась, как говорят русские, обеими руками. Не спеть это невозможно!

Прилетела в Москву на запись. Режиссер учел мои пожелания, которые, кстати, даже высказывать не пришлось, – записывать «живьем», то есть с оркестром, а не под фонограмму. Оркестр отменный, все подготовлено. У меня слезы в горле комком, само горло сжало так, что не вдохнуть, потому что текст и музыка потрясающие.

Начинается репетиция, и вдруг происходит что-то непонятное – оркестр сбивается. Я решила, что виновата, не вовремя вступила, не ту тональность взяла. Прошу повторить, но повторяют и без моей просьбы. Обычно у меня все проходило хорошо, без сбоев, но на сей раз что-то странное.