Герберт вдруг понял, что Стефани ничего не сказала дочери. И понял, что зря приехал. И понял, что теперь ему придется сообщить Трейси правду, иначе доверие между ними исчезнет. И, что еще хуже, он понял, что даже если расскажет ей обо всем, то совсем не ясно, как она все это воспримет…

— Папа, не надо мучить меня, — умоляюще прошептала она.

Обняв за плечи, он подвел ее к дивану и усадил на него. Сам расположился рядом.

— Только обещай мне не принимать поспешных решений и не делать выводов, пока все не обдумаешь, — попросил он.

— Хорошо, — кивнула она, сознавая, что стоит на пороге открытия какой-то тайны, и уже сомневаясь в том, что хочет все это выяснить.

Герберт вздохнул. Отступать было некуда. Но он не знал, с чего начать. Да, Летиция была права, когда говорила ему, что не стоит пороть горячку и мчаться в Лос-Анджелес, что этим он только усугубит ситуацию. Только теперь он осознал, насколько справедливы были слова жены.

Но тогда… тогда злость на Стефани клокотала в нем. Он боялся, что она откроет Трейси правду, что отберет у него дочь. И то, что Летиция убеждала его в обратном, говоря, что Трейси уже взрослая и надо предоставить ей право выбора, не доходило до него.

Он боялся потерять дочь, которую очень любил. Он боялся оказаться неправым. Он всего страшился, но теперь понял, что придется рассказать правду. И он решил ничего не утаивать. В конце концов, Трейси действительно уже выросла. И ей самой решать, как жить дальше.

Джон сидел в палате, думая о Трейси. Он вспоминал те мгновения, что они провели в его машине до того момента, как позвонила Стефани. Он не понимал, почему Стефани позвонила именно Трейси, а не ему.

Попытавшись припомнить, как все начиналось, он еще больше запутался.

Стефани сама отыскала агентство в Сан-Диего, сама занималась переговорами по найму специалиста. Раньше она этого не делала. Так в их компании появилась Трейси. Трейси, которую он уже знал и к которой его непреодолимо тянуло.

Что это было за чувство? Просто желание? Или нечто большее?

Да, он стремился обладать ею. Когда он находился рядом с ней, все его инстинкты выплескивались наружу и он с трудом мог сдерживаться. Даже когда Трейси обращалась к нему по работе, ему приходилось бороться с собой, чтобы выглядеть доброжелательно-равнодушным.

Но иногда эта тактика давала сбой. Как сегодня, когда он повез ее в отель.

И все же… каким образом Трейси затесалась в их семью, приворожила Стефани?

— Почему не дома? — тихо поинтересовался хриплый голос.

Джон вздрогнул и посмотрел на нее. Лицо бледное, глаза пытливо уставились на него. Зеленые глаза… Что-то щелкнуло в его мозгу, но он не уловил промелькнувшую мысль, догадку, снова оставшись в тупике.

— Решил, что успею, — усмехнувшись, произнес он, обращаясь к Стефани, ожидавшей ответа.

Она тоже усмехнулась.

— Иди, Джон, хватит уже смотреть на меня такую…

— Ты даже сейчас выглядишь хорошо, — соврал он, не моргнув глазом.

Она не поверила его словам, но услышать их было приятно.

— Льстец, — пожурила она его. — Подожди, вот оклемаюсь, тогда и поговорим.

— Я буду этого с нетерпением ждать, — произнес Джон, поднимаясь. — А сейчас, если не возражаешь, я позову доктора Уинглоу. Ему не терпится на тебя взглянуть.

Стефани слабо улыбнулась.

— Ну да, — пробормотала она. — Давай теперь всех соберем, чтобы насладились моим жутким видом.

Джон был уже у двери, обернулся.

— Я быстро, — пообещал он…

Трейси сидела и не верила собственным ушам. Что отец сказал? Что Стефани ее мать?! Бред! Бред! Бред!

— Я не верю этому! — Она поднялась и отошла к окну, распахнула его, подставляя лицо прохладным порывам ветра.

— Понимаю, что тебе сложно принять это, — тихо проговорил Герберт у нее за спиной. — Вероятно, я был неправ, скрывая от тебя правду твоего рождения.

Трейси обернулась.

— Как она могла? — спросила срывающимся голосом. — Как она могла бросить меня? Почему?

Герберт понуро опустил голову. Он казнил себя. Но прошлого уже не вернуть…

— Во многом был виноват я, — угрюмо признался он.

Трейси удивленно посмотрела на него.

— Ты? — прошептала она. — И Стефани послушалась тебя?

Герберт вздохнул.

— У нее почти не было выбора, дочка, — сказал он. — Я разозлился на нее и потребовал, чтобы она не приближалась к тебе. Прости, я виноват! — Он поднял на нее глаза, в которых отражалась мольба.

Трейси не выдержала, отвела взгляд. Ей трудно было принять ситуацию. Только что мир, который она считала своим, вдруг рухнул, превратился в руины. И сложно было разглядеть среди них хоть что-то целое.

— Дочка! — Герберт поднялся и подошел к ней, осторожно обнял, прижимая к себе. — Я виноват перед тобой. Но я думал, что так будет лучше для всех нас. У Стефани была уже другая семья, другая жизнь. Я… я встретил Летицию, которая полюбила тебя, как родную. Мне показалось, что, если ты ничего не узнаешь, будет лучше всего.

Трейси словно находилась в прострации. Слова отца долетали до нее будто сквозь какую-то преграду, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы осмыслить их. Но даже после этого ее окружала пустота.

Летиция… Она всегда считала ее матерью. И в то же время, познакомившись со Стефани, Трейси вдруг почувствовала такое тепло, такую отдачу, что поразилась собственным ощущениям. Это пугало ее, потому что испытываемые эмоции никак не вязались с приятельским общением. И вот теперь открылась истина. И оказалось, что она не готова к ней.

— Стефани на многое пошла ради тебя, — продолжал отец. — Она сделала все, чтобы ты встала на ноги после той трагедии. Она оплачивала твое обучение, посылала тебе красивые вещи. Я… я так виноват перед тобой, Трейси. Я сказал ей, что если она хоть раз попытается увидеться с тобой, то я запрещу ей помогать тебе. Я был очень жесток. И только теперь сознаю, насколько…

Трейси судорожно вздохнула.

— Стефани в больнице, — прошептала она срывающимся голосом. — У нее рак желудка. Только что закончилась операция. Она хотела поговорить со мной, но так и не смогла сказать самого главного.

Герберт вздрогнул, отстранил дочь, пытливо заглядывая ей в глаза.

— С ней все в порядке? — обеспокоенно спросил он.

Трейси посмотрела на него отрешенным взглядом.

— Да, вроде да, — прошептала она. Герберт нервно заходил по комнате.

— Черт! Я так виноват перед ней! — Он обхватил руками голову, сел на диван, снова вскочил. — Ну разве я мог предположить, что все так обернется? Я позвонил ей, ругался! Я такого наговорил ей…