В общем, решено, милая, в апреле я возвращаюсь не в отпуск, а насовсем. Участникам конфликта на Даманском положены привилегии, так что, считаю, имею полное право воспользоваться своей: повысить уровень образования. Говорят, в этом году в Академии внешней торговли открылся факультет повышения квалификации. Так что с моим послужным списком туда как раз должны принять с распростертыми объятиями. Буду потом охранять границы родной страны не изнутри, а снаружи. Выберу иностранным французский и повезу тебя не в какой-нибудь Ханты-Мансийск, где никому этот язык даром не нужен, а в самый настоящий Париж. Как тебе такие планы? Впечатляют? Только есть у меня одно условие: придется тебе помочь мужу освоить французский. Иначе Париж останется только в мечтах.

Так что шлифуй свои преподавательские навыки на учениках и будь с ними построже, чтобы мне потом тоже спуску не давать. Если, конечно, поганцы совсем тебя, девочку, обижать станут, то, так и быть, прежде чем окончательно распрощаться с формой, зайду в твою школу и задам эти умникам по первое число. Хотя уверен, делать этого не придется. Ты ведь у меня такая умница: со всем справишься. Это я только ною и ною, а твои письма всегда радостные, всегда опору дают и надежду и оптимизм внушают. Другие ребята жалуются, что невесты и жены ноют бесконечно, спрашивают: «Когда приедешь?» – и пишут, что не могут больше ждать. А ты у меня терпеливая. Каждый день благодарю судьбу за встречу с тобой. Даже строчки такие сложились:

Отчего выполняю свой долг пред страной?

Это ты меня вдохновляешь.

Почему не лежу во земле я сырой?

Это ты меня охраняешь.

Как я сплю по ночам? Отчего не кричу?

Это ты меня защищаешь.

Почему же я выжить так сильно хочу?

Потому что ты ожидаешь.

В общем, жди, моя маленькая (мои маленькие). Ждать осталось совсем недолго. Скоро буду с вами навсегда. Извините за дурацкие стихи. Не Пушкин, конечно, зато от души. Целую вас крепко-крепко.

Ваш папа Леша

14 марта 1969 года.

P.S. Пишу вам, потому что не знаю, когда дойдет до вас тяжелая весть. Лешка не успел отправить это письмо. Конверт лежал на столе незапечатанным, поэтому я счел возможным взять на себя эту тяжелую миссию и сообщить вам: мой друг, лейтенант Алексей Шубарин, погиб сегодня (15 марта 1969 года) в неравном бою с китайским противником. Примите мои глубокие соболезнования и держитесь.

С глубоким уважением, младший лейтенант Козак Д.П.

Егор рассматривал жену со смешанным чувством сострадания и недовольства. Знал, пенять надо прежде всего на себя. Ее поведение – целиком и полностью его вина. Выводил бы Машу в свет почаще, она выглядела бы совсем по-другому. Фигура у жены чудесная, и глаза красивые, и волосы хорошего, насыщенного цвета, до сих пор без намека на седину. Только все это спрятано, замаскировано. Не дай бог кто-нибудь заметит. Ни одного акцента на собственную внешность. Ничего не подчеркнуто, все только размыто. Низ в серых мешковатых брюках и черных ботинках на низких, каких-то кондовых, старушечьих каблуках. Верх, пожалуй, не так уж и плох: водолазка бордового цвета выгодно обтягивает формы и дает недвусмысленные намеки. Ворот подчеркивает длину тонкой шеи. Правда, на этой шее совсем неплохо смотрелись бы аксессуары… Тут, правда, Егору себя упрекнуть не в чем. Он исправно дарит всякие штучки и денег никогда не жалеет. Это Маша жалеет время, или кто там ее знает, что еще, на то, чтобы себя украсить. В общем, цвет у верха хорош, да и форма выигрышна, но все равно скучно до безобразия.

А на самый верх и вовсе без слез не взглянешь. Конечно, кожа у жены хорошая, и лицо приятное, и, надо отдать должное, еще вполне молодое. Но когда у тебя под носом каждый день дефилируют юные красотки с умело наложенным макияжем и накрученными локонами, сплошной натюрель без грамма краски и обычный хвостик вместо прически наводят вполне объяснимую тоску.

«Нет, надо что-то с этим делать. Пожаловаться, что ли, в «Модный приговор»? Машка наверняка эту передачу любит. Все бабы по ней с ума сходят. В офисе жизнь с утра останавливается. Егор и кричал, и грозился телевизор убрать: смотрят, не внемлют. Нет, в «Приговор», пожалуй, не стоит. Там ведь увидят – на смех поднимут. Так все гадают: какая жена, что за жена? Да и на фотке, что у него на столе стоит, Машка очень даже ничего. Ей там еще тридцати нет, она в коротком ярком сарафанчике и в босоножках на шпильках. Сказочный загар, точеная фигурка, ноги от ушей, а на заднем плане – море и солнце. В общем, все как надо у жены директора рекламного агентства. Наверняка те, кто догадывается о романе с Люськой, недоумевают: жена – конфетка, а он на сторону бегает. Видели бы они Машу сейчас. Нет, конечно, он виноват. Целиком и полностью: запер в четырех стенах, никуда не водит. В театре последний раз были страшно сказать сколько лет назад. В кино – исключительно семейные выходы на мультфильмы. А туда те же джинсы, кроссовки и майки без премудростей. Нет, в рестораны он, правда, зовет регулярно, но у Маши на все один ответ: «Зачем ребенку туда ходить? Домашнее в сто раз вкуснее и полезнее. Да и тебе, Егор, после недельного питания в общепите хорошо бы дома поесть». А зачем спорить? Хозяйка Маша исключительная. Готовит отменно. Ей бы этой изысканности и разнообразия не только в замысловатые блюда, но и в гардероб. Но нет. Шмотки ее не интересуют. Вот кулинарные книги или что-нибудь еще по домоводству – это да. Как сделать квартиру уютнее и интереснее – это у Маши забота номер один, а себя интереснее делать не надо. Зачем?

Странно это. Ведь не дурочка она, совсем не дурочка. Егор и женился-то на ней только потому, что не только красавица была, но и умница. И зажигалка такая, и столько всего интересного знала. И музыку любила, и художников, и книг перечитала столько, что Егору и не снилось. И работала, кстати, в модельном агентстве. Только не моделью, хотя с ее внешностью могла бы запросто, а директором по развитию бизнеса. Звучит, конечно, громко, но работа у нее действительно была важная и интересная: бизнес этот развивать и на съемки моделей пристраивать. Отсюда и переговоры, и встречи, и знание языков, между прочим. Они и познакомились-то с Егором благодаря ее знанию английского. У него этот язык как хромал с юности, так и хромает, а у нее хороший уровень был.

Десять лет назад Егор летал в Париж. То есть он туда и раньше летал, и потом. Но тогда в первый раз полетел по работе. На семинар по продвижению бизнеса. Его дурочка-секретарша что-то напутала и забыла уточнить, что семинар этот международный, а потому все доклады, пардон, на английском. Егор со своим отменным французским сидел в зале и злился. Чувствовал себя идиотом, зря потратившим деньги. Не только на билет, проживание и участие в семинаре, но и на полугодовую зарплату секретарю, которая до сих пор не научилась выполнять свои обязанности. Злиться он перестал, как только заметил, что хорошенькая девушка рядом с ним слушает докладчика увлеченно и с пониманием и даже что-то записывает в лежащий на коленях блокнот. Скосил глаза – пишет по-русски. В перерыве обратился за помощью, смущенно попросил перевести, о чем шла речь. Она улыбнулась. Улыбнулась просто, без всякого превосходства, без тени усмешки или кокетства. Потом протянула ему узкую кисть с длинными и холодными пальцами и сказала: