тебе? Поверь: что бы это ни было, оно того не стоит.

— Ничего он мне не обещал.

— Не правда.

— Правда! — она сняла очки. Глаза были холодными, полными едва сдерживаемой ярости. — Просто... Я не имею права действовать против него.

— Потому что... — я поднял бровь.

Щеки Патриции побледнели, кончики пальцев дрожали, и она сжала руки в упрямые кулачки.

— Я не могу сказать.

— Ой, да ладно тебе. Это же я, Безумный Макс. Я могу съесть и переварить всё, что бы ты мне не скормила.

— Ну... — она глубоко вздохнула и на миг прикрыла глаза — как человек, который собирается войти в холодную воду.

Глава 9

Мы с Труффальдино смотрели на девушку не отрываясь.

В моей голове прыгали мысли, одна другой интересней.

Денница грозит рассказать всем, что Патриция — тайный правитель города?

Денница грозит рассказать, что она занимается благотворительностью?..

Не смейтесь. В Сан-Инферно благотворительность, то есть, БЕЗВОЗМЕЗДНАЯ передача ценностей другому лицу, считается преступлением.

...Денница знает, что она любит пирожные? Пьёт коньяк по утрам? Влюблена без памяти в Безумного Макса?..

— Я из того же измерения, что и Денница, — наконец выдала жуткую тайну Патриция.

Мы с Труффальдино переглянулись. А потом кот фыркнул.

— Тоже мне, зелёный попугай! Да в Сан-Инферно, буквально КАЖДЫЙ откуда-то да приехал.

Я постарался не улыбнуться.

Согласен, небольшая интрига в этом есть. Интересно: она ангел или демон?..

Так сразу и не скажешь.

Но бояться из-за этого какого-то Денницу...

— Вы не понимаете, — Патриция спрятала лицо в ладонях. Вела она себя, словно катастрофа уже разразилась и поделать тут ничего нельзя.

Поднявшись, я шагнул к столу, сел на край столешницы, лицом к девушке, и ласково отвёл её руки от лица.

Патриция посмотрела на меня удивлённо. Глаза её сделались огромными, зрачки закрыли всю радужку.

Я присмотрелся внимательнее. А потом протянул:

— Господи ты боже мой...

Её зрачки были чёрными и прямоугольными, как щель почтового ящика. А вокруг радужки светился золотой нимб...

— Ты... — я не мог подобрать слов. — Ты...

— Да. Я тоже нефилим, как и Денница.

Я прокрутил в голове её сообщение.

— То есть, помесь ангела и демона.

— От помеси слышу.

— Ну хорошо, не помесь. Метис. Полукровка. Бастард. Плод кровосмесительной...

— ЭТО и называется нефилим.

Патриция вышла из себя и вырвала свои руки из моих. А потом поднялась, подошла к канцелярского вида шкафчику и достала из него вместительный кувшин.

Мы с Труффальдино заинтересованно принюхались.

— Вода, — разочарованно протянул крылокош.

Я тоже сник.

Напившись, девчонка поместила кувшин обратно в шкафчик и двинулась к маленькой дверце, за которой, как я помнил, она устроила карманный садик.

Взявшись за ручку, Патриция оглянулась.

— Вы идёте?

Мы с Труффальдино поспешно снялись с места.

В садике было всё по-старому. Ручеёк журчал, карликовые растения в горшках зеленели, на дорожке — ни пылинки.

Труффальдино тут же погнался за бабочкой. Бабочка, заметив кавалера, принялась изо всех сил строить глазки и принимать самые соблазнительные позы.

Патриция устроилась на лавочке и достала пачку "Рэд Эппл".

Прикурила от пальца, затянулась и выпустила дым с таким видом, словно в нём содержались все скорби мира.

— Слушай, но я всё равно не вижу, из-за чего так переживать, — я сел рядом с девчонкой. — Я вот тоже — не совсем человек, — и я скромно копнул ногой песочек дорожки.

Патриция фыркнула.

А я, признаться, ожидал несколько другой реакции. Может, хотя бы один восхищенный взгляд...

— Потомок драконов и колдунов с Лимба — это детский лепет по сравнению с нефилим. Думаешь, мне очень нравится прятаться от всех, показываясь лишь в зеркальном шлеме или в гриме?

— Ну да, — взяв сигарету из пальцев девушки, я затянулся. — У всех свои заскоки.

— А тебе не приходило в голову поинтересоваться, ПОЧЕМУ у меня такой заскок? — Патриция достала и прикурила ещё одну сигарету.

Я ждал, пока она сделает глубокую, как лисья нора, затяжку, потом выпустит дым...

— Нигде не любят полукровок, — наконец сказал я. — Мы везде чужие. Меня никогда не примут при Драконьем Дворе, как равного. И никогда не поймут в Златом Замке. Для них я всегда буду тем, кого ещё в детстве услали подальше. С глаз долой — из сердца вон. А мамочкина родня так вообще хотела меня убить. А может, и до сих пор хочет... Так что я тебя понимаю, Пэтти. Не понимаю я другого: нафига так париться? Ну не хочет тебя видеть семья — найди себе другую. Сан-Инферно — это место, где сбываются мечты. Без посторонней помощи, между прочим. Нужно только очень захотеть.

Патриция рассмеялась.

— Какой ты наивный, Макс. Думаешь, всё так просто?

— А зачем усложнять-то?

— То есть, если все поймут, что я — это я, то просто кивнут и продолжат жить дальше?

— Я не знаю, Пэт, — честно сказал я. — Может кивнут, а может решат, что им не нравится, что всем заправляет пигалица с комплексом Наполеона.

— Чего?..

— А, забудь. Я что хочу сказать: люди должны видеть тебя такой, какая ты есть. И судить не по внешности, а по поступкам, — девушка посмотрела на меня искоса, и так недоверчиво, словно я предложил ей торговать собой на панели — в рамках повышения самооценки.

— Никого не волнует, что я делаю для города, — наконец сказала она.

— Потому что люди о тебе не знают, — с большей уверенностью, чем испытывал, ответил я. — Для них "патриций" — безликое зеркальное яйцо, внимания которого надо слегка опасаться, а встреч — избегать. Наши добрые граждане слишком озабочены проблемами Гильдий, чтобы заморачиваться ещё и тобой.

Патриция поёжилась.

Стояла обычная, слегка душноватая и жаркая, как финская баня, ночь. А она сидела в своей вязаной шерстяной кофте и ёжилась.

Я обнял девушку за плечи и слегка прижал к себе. Патриция на миг напряглась, а потом расслабилась и подвинувшись мне под руку, положила голову на плечо.

Труффальдино, вместе с бабочкой, скрылись из вида, а мы тихонько сидели и слушали журчание ручейка...

То был краткий, но такой необходимый нам обоим период покоя. Пара минут, когда можно привести мысли в порядок и подумать о