Примерно через четверть часа пришло сообщение, что лодка уничтожена, после чего эскадра, прибавив обороты, двинулась на сближение с противником. Потерявший ход «Султан Селим Явуз» горел очень эффектно, и «Парижская Коммуна» за десять минут прикончила его залпами со средней дистанции. А на горизонте уже проступил смутный силуэт горного хребта Истранджа.

Началась фронтовая рутина. Орудия били по береговым позициям, а тем временем тральщики утюжили дорожку через минные поля. К вечеру транспорты высадили на берег стрелковую дивизию и бригаду морской пехоты, усиленную батальоном легких танков. Уже за полночь крейсера подошли к дощатому причалу в крошечном портовом городке с труднопроизносимым названием. Измученная качкой пехота в радостном остервенении устремилась на сушу, а танкисты еще долго возились, разгружая свои пятидесятитонные машины.

Утром после получасовой артподготовки десантный корпус прорвал поспешно организованную оборону отбросив к югу остатки разгромленной турецкой дивизии. На плечах отступающих бригада тяжелых танков форсировала обмелевшую речушку Риза и ворвалась в селение Решадие.

До Босфора оставалось чуть больше трех десятков километров.

За следующие полтора часа танкисты не встретили ни одного вооруженного турка. Тем не менее бригада постоянно несла потери — машины то и дело выходили из строя по причине всевозможных поломок. К цепочке высот перед самым Стамбулом подошли всего полтора десятка KB, столько же БТ-7М и батальон мотоброневой бригады.

С холмов по ним ударили пушки, застрекотали пулеметы. Броневики немедленно растянулись в линию, ответив огнем с места, но танки продолжили движение, не обращая внимания на вражеские снаряды. В лобовую броню часовского KB ударили несколько болванок, однако десять сантиметров прочной стали были надежной защитой. Ухмыляясь, Леха направил танк на высоту, поднялся по склону, проутюжил гусеницами окопы пехотинцев и позицию артиллеристов, расстрелял из пулеметов не меньше десятка солдат-аскеров.

Защитники высот убежали, потеряв полторы сотни убитыми и вдвое больше — пленными. По приказу комбрига танки заняли позиции на обратных скатах, а на гребне расположились броневики. Стрелки торопливо переоборудовали оставшиеся после бегства турков окопы.

— Наши подтягиваются, — весело сообщил лейтенант Баранов.

Из тыла, бодро лязгая траками гусениц, приближались четыре отставших танка и несколько бронеавтомобилей БА-6 — очевидно, экипажи сумели наскоро подремонтироваться. Вместе с ними подошла колонна мотопехоты — на броневиках и грузовиках. Ладейкин, Часов и Сорокин встретили вновь прибывших, нашли КВ своих подразделении, направив танки на участки, где им положено находиться. О продолжении марша речи пока не было: на плоской равнине между холмами и стамбульским предместьем развернулась для атаки вражеская кавалерия — не меньше дивизии.

«Кажется, янычары вздумали броситься на нас в конном строю, — мысленно развеселился Леха. — Точнее, не янычары, а мамелюки. Янычары были пехотинцами…»

Артподготовку противник устроил совершенно несерьезную — вокруг красноармейских позиций разорвалось ничтожное число снарядов, не причинивших вреда броневикам и танкам. Разве что на отдельных БА-6 осколками пробило колеса.

В ответ KB дали несколько залпов осколочно-фугасными, которые легли в гуще изготовившейся к атаке живой силы. Потери там должны были случиться огромные, но турки все-таки пошли вперед.

— Мечта танкиста! — восторженно простонал Часов. — С шашками поперли на броню и пулеметы.

Основная масса конницы нацелилась на центр, но два рукава лавы устремились в обход флангов. Именно на фланге — на правом, поближе к черноморскому берегу, — стояла сократившаяся до трех машин рота Часова. Здесь же занимали позицию вооруженные пушками броневики. На Халхин-Голе эти БА-6 огнем с большой дальности поджигали японские танки «Ха-го», а уж сегодня, против конницы, вовсе были всесильны. Что уж говорить о громадных пушках KB, стрелявших шрапнельными снарядами.

Первые же выстрелы пушек нанесли плотно скакавшим туркам тяжелейшие потери, а с трехсот метров ударили пулеметы. Потоки огненного металла опрокидывали скакунов и наездников, громоздя на поле кровавый бруствер. Потеряв до трети личного состава, турки развернули коней и во весь опор помчались обратно, провожаемые щедрыми очередями.

Голос комбрига Щебетнева в наушниках Лехиного шлемофона строго предупредил:

— Всем оставаться на местах. В погоню не лезьте.

Время шло к полудню, когда из тыла снова потянулись отставшие, и рота Часова подросла числом до пяти танков.

— Как вы там разобрались? — осведомился Леха у лейтенанта Якименко, командира 3-го взвода. — Турки набегами не беспокоили?

— Нас два броневичка прикрывали, — похвастал лейтенант. — Хуже всех Прокопьеву пришлось — у него трансмиссия рассыпалась. Хорошо, подошла «техничка», начали коробку менять. Может, к вечеру появится.

— Да, зубья на шестеренках жестоко крошатся, — вздохнул Часов. — У меня тоже стук из моторного слышен. Протянуть бы хоть часок на ходу. Ворвемся в город, а там…

Пользуясь передышкой, танкисты пообедали у полевой кухни. По дороге продолжали прибывать — поодиночке и небольшими группами — отремонтированные KB и БТ. Потом приехали суровые молчаливые люди в мундирах Наркомата госбезопасности, вооруженные короткими автоматами с дисковыми магазинами. Среди них Алексей увидел, к своей радости, Аню Светышеву.

Девушка стояла чуть в стороне от своего подразделения, разглядывая в бинокль подступы к Стамбулу. Леха, естественно, подбежал к ней, щелкнув каблуками. Расхохотавшись, Аня спросила сквозь смех:

— Будет хоть одна война, где я вас не встречу?

— Говорил же — судьба за нас взялась, так что сопротивление бесполезно. — Часов подмигнул. — Это и есть та загранкомандировка, куда мы с вами должны были съездить?

— В Германию отправимся к концу года, когда немцы начнут испытания нового танка, — сообщила Светышева и снова засмеялась. — Помнится, вы все рвались меня проводить до дому. Вот вам возможность — проводите-ка на передовую, надо бы взглянуть на обстановку.

С ними отправились два здоровяка, на петлицах которых имелось по две шпалы. Их звание — старший лейтенант госбез — соответствовало красноармейскому майору. Устроившись под гусеницами часовского танка, чекисты внимательно разглядывали турецких аскеров, с ленцой окапывавшихся в паре километров, на окраине Стамбула.

Потрепанные танковым огнем кавалеристы спешились, на подмогу к ним подошли стрелковые части, кое-где стояли без каких-либо укрытий легкие полевые орудия.

Вскоре к Часову, Светышевой и остальным присоединился полковник — кажется, в НКГБ это звание называлось майор, — хмуро спросивший Алексея:

— Прорвете такую оборону без артиллерийской или воздушной бомбардировки?

— А чего там прорывать? — удивился Часов и продолжил красивой метафорой из любимой книги «Тайна двух океанов»: — «Пройдем насквозь, как горячий нож через масло». Главное — догнать этот сброд, когда они разбегаться будут.