Разговор был записан сразу же после моего ухода от Улановой. Женщина звонила по телефону. Голос ее звучал взволнованно, временами срывался на истерические нотки. Я так и застыла с тряпкой в руках посреди комнаты, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Алло. Это ты, милый? — заговорил «жучок» голосом подруги Шадрухиной после включения магнитофона. — Ты обманул меня. Я все знаю. Как ты мог? Я же тебе верила. Почему я так кричу? — Уланова захлебнулась накатившими слезами и громко всхлипнула. — Я все узнала. Свету убили! Ты же говорил, что только попугаешь, только выбьешь деньги, и все. И что же? Ко мне приходят домой и говорят, что Света умерла. Как я еще могу это понимать? Кто приходил? Да подруга ее какая-то. Не знаю. Ну да, я думала, что со всеми ее подругами знакома. Значит, с этой Света меня не познакомила. Как зовут? Да разве ж я помню… в таком состоянии была. Я ни о чем не могла думать, когда меня так огорошили. И ты мне советуешь не нервничать! Ну ладно, я попробую. Какая-то известная у нее фамилия, она у всех на слуху. Да нет, ну какая Путина? Что-то вроде Сидорова, Петрова… Нет, Иванова! — обрадованно вскричала Уланова, сердце же мое далеко не радостно сжалось. — Точно, Татьяна Иванова. Как выглядит? Высокая эффектная блондинка. Ох, Ромашка, я боюсь, — немного кокетливо произнесла она. — Приходи скорее, иначе я умру со страха. Завтра? Пораньше, пожалуйста, сразу же после работы. Хорошо. Буду ждать. Я люблю тебя. Дорогой, будь осторожен. И ради бога, больше никаких убийств. Я тебе верю. До встречи.

Разговор закончился, а я все так же изображала из себя статую «Домохозяйка с тряпкой». Как же я себя ругала в этот момент! Зачем было говорить Улановой свою настоящую фамилию? Какой из чертей меня дернул на совершение такой глупости? И ведь не запомнила бы Уланова фамилию, если бы она не была такой распространенной. Одно радовало: по причине той самой распространенности этому Ромашке трудно будет найти меня в немаленьком городе Тарасове. А мне во что бы то ни стало необходимо найти его раньше. Кстати, как Уланова его называла, Ромашка? Наверное фамилия у него Ромашов.

Я машинально положила тряпку на телевизор и присела в кресло. Итак, в деле появился новый персонаж. Он знает мои имя и фамилию, а мне известно и того меньше — только предположительно его фамилия. И еще то, что, судя по последним фразам, они с Улановой любовники. Не густо. Но с другой стороны, я знаю, где смогу его завтра выловить. Как же лучше провернуть это дело?

Тут мой взгляд сам собою упал на полку с заветным замшевым мешочком. Я достала кости и, помня предыдущую свою ошибку, из-за которой пришлось двигать диван, осторожно их бросила. Я задала вопрос о новом лице в расследовании, и одно за другим открылись числа: тринадцать, двенадцать и двадцать пять. «Период, когда следует быть особенно осторожным в любовных делах», — значила эта комбинация. Я ничего не понимала. При чем тут мои любовные дела и знакомый Улановой? К тому же никаких таких дел у меня и в помине нет и в ближайшее время не предполагается…

За окном уже была глубокая ночь, маленькая стрелка часов медленно подкрадывалась к единице, а я все размышляла над полученной информацией. Чашка холодного кофе стояла позабытая на журнальном столике, сизый дым табака перьями повис в воздухе. Я заметила, что мысли мои стали путаться и обрываться на середине, не добредая до логического конца. Все. Пора спать.

Я затушила последний за этот день окурок и встала с кресла. В поле зрения попала тряпка, вооружившись которой я еще пару часов назад хотела броситься на уничтожение пыли. Она так и лежала на телевизоре, ожидая с моей стороны проявления к себе внимания. Нет, дорогая, не дождешься. «Все, что можно сделать сегодня, откладывай на завтра», — придумала я новую поговорку. А сейчас — заслуженный отдых.

В семь утра будильник разошелся не на шутку. Я кинула в него подушкой. Звук приглушился, но остался таким же настойчивым, как и прежде. Придется вставать. Я разлепила склеенные сном веки и рывком поднялась с постели, чтобы снова не заснуть. Душ, душ и еще раз душ.

Теплые струи приятно охватили мое тело, смывая сонливость без остатка. Из ванной я вышла уже бодрой, словно и не придумывала несколько минут назад распоследние слова в адрес будильника. Пока варился кофе, я сделала контрольный звонок Датской. Какой-либо значимой информации я не ожидала от нее услышать, но на всякий случай следовало проверить.

— Да, — послышался в трубке хриплый спросонья голос. Раздражение Аллы Леонидовны ранним звонком чувствовалось через расстояние, нас разделявшее.

— Алла Леонидовна, доброе утро. Это Татьяна Иванова вас беспокоит.

— Вы нашли убийцу! — согнав сонные нотки, радостно спросила Датская.

— К сожалению, пока нет. У меня к вам вопрос, Алла Леонидовна. Фамилия Уланова вам ничего не говорит?

— Нет, — минуту подумав, ответила заказчица.

— Уланова Марина Викторовна. Не был ли ваш сын с нею знаком?

— Впервые слышу это имя.

— А среди друзей Аркадия не было человека с фамилией Ромашов или с похожей на нее?

— Да, был, — сразу же ответила Датская. — Мальчики вместе в садик ходили.

Нет, этот вряд ли мне подойдет.

— Спасибо, Алла Леонидовна, вы мне очень помогли, — сказала я в трубку и, попрощавшись, положила ее на аппарат.

Итак, никакой информации об этом предполагаемом Ромашове узнать не удалось. Значит, будем действовать вслепую. Уланова просила своего приятеля зайти сразу после работы. Скорее всего, это будет вечером. Но нельзя сбрасывать со счетов и то, что любовник Марины Викторовны может работать посменно. Тогда он к ней придет либо после обеда, либо утром, после ночной смены. Вот поэтому я и поднялась сегодня так рано.

Быстро выпив неизменную чашку кофе с булочкой, я собралась и отправилась к дому Улановой. Розовые краски рассвета мягко светили в лобовое стекло моей «девятки». Город оживал. На остановках, зевая и поеживаясь, бестранспортный народ вглядывался в даль дороги, ожидая автобуса. Те же, кто успел накопить на личное авто, равнодушно проезжали мимо, торопясь на свои рабочие места.

Мне повезло, я, не застряв в традиционных утренних пробках, прибыла на место уже в пять минут девятого. Поставила машину около первого подъезда и, откинувшись на сиденье, стала ждать. Третий подъезд, в котором жила Уланова, с моего наблюдательного пункта был виден как на ладони.

По сути дела, мне нужно было подмечать только входящих в подъезд. Ранний утренний час, по всей видимости, этого не предполагал. Из подъезда высыпали по одному и небольшими группами мужчины и женщины, озабоченность лица которых говорила о том, что они торопятся на работу. Потом дверь выпустила шумную стайку школьников, возбужденных с самого утра. Пенсионерки, предполагая, что ничего без их ведома происходить не должно, с сознанием собственной незаменимости вразвалочку преодолевали ступеньки, ведущие к лавочке перед подъездом. И ни один человек не собирался всходить по этим ступеням.