Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! — Женя вырвала руку, но даже не сдвинулась с места.
В ее голосе можно было уловить возмущение. Как это, в сауне и вдруг без секса?!
— Да ты не торопись. Если захочешь, я всегда рядом. Только дай знать.
— Не дам. — Ее голос дрогнул от волнения.
— Дашь. Мужу о нашем с тобой сговоре сообщила?
Ларион запросто мог накрыть ладонью обнаженную женскую коленку. Но он всего лишь уложил руку на соседний шезлонг, не касаясь Жени, и почувствовал, как та напряглась в ожидании запретного удовольствия. Но рано еще брать лошадку за узду, пусть сначала свыкнется с мыслью о неизбежном и приятном.
— Не было у нас сговора.
— Говорила?
— Нет.
Ларион усмехнулся. Если Женя не рассказала мужу о недавней встрече с ним, значит, она совсем не прочь пуститься во все тяжкие.
— А он что тебе говорил?
Ларион уже звонил Хворосту, сказал, что решил слезть с него, и даже намекнул, что не прочь сделать грязную работу. Ту самую, которую Леша так и не решился ему предложить.
— Он сказал, что ты ему звонил, — тихо проговорила Женя и слегка заерзала.
Она то ли собиралась отодвинуться от его руки, то ли, наоборот, прижаться к ней.
— Возмущался?
— Нет. Сказал, что тебя можно не бояться.
— Почему?
— Не пояснил. Можно не бояться, сказал, и все.
— Заказать меня хочет?
— Нет, не думаю. Я бы это почувствовала.
Ларион кивнул. Он и сам почувствовал бы, если бы она водила его за нос, заманивала в сети, расставленные мужем.
— Может, Леше нужна моя помощь? — спросил он.
— Не знаю. Он об этом не говорил.
— А что ты почувствовала? — спросил Ларион и пошевелил рукой, как будто собирался коснуться Жени.
Она не отодвинулась, а ее внутренняя вибрация усилилась. Она ждала, хотела этого.
— Ну… Я думаю, тебе не нужно бояться.
— Я в этой жизни боюсь только одного, — сказал он. — Что не трахну тебя.
С этими словами Ларион должен был наброситься на Женю, сломать ее чисто символическое сопротивление. Но вместо этого он резко поднялся, не касаясь ее, и направился к выходу.
Ларион не услышал вздох разочарования, но почувствовал спиной возмущенный взгляд. Женя уже настроилась на интим, а этот придурок вдруг взял и ушел.
Но ведь он вернется. А она пусть ждет и мечтает. Чем сильней ожидание, тем ярче встреча.
Олеся лежала, забросив руки за голову, и с блуждающей улыбкой невидяще смотрела в потолок.
— Я знала, что так и будет, — сказала она.
— Как?
Глеб лежал рядом. Он чувствовал себя так, как будто в одиночку разгромил целую команду в финале чемпионата мира.
— Так. Сколько их было, и я всех просто терпела.
— Кого их?
— Хотя не так уж и много. Жизнь моя жестянка. Зато сейчас я чувствую себя хрустальной люстрой. Слышишь, как во мне все звенит?
— Да, — ответил Глеб.
Давно он так не радовался тому факту, что смог произвести на женщину сильное впечатление.
— Никогда на лирику не тянуло. Одна сплошная проза. Ты же никуда не уедешь? — Олеся вдруг вскочила, повернулась к нему, в ее глазах мелькнула тревога.
— Нельзя мне.
— Не уезжай. — Она снова легла, но на спину поворачиваться не стала. — И жениться на мне не надо.
— Как это не надо, если уже?
— Да, вот так надо. Но только со мной!
— А если нет? — осведомился он.
Олеся глянула на него зло, угрожающе, но тут же взяла себя в руки, бухнулась на спину, раскинула руки и заявила:
— Не хочу об этом говорить.
— А если ты?… С Яшей.
— С ним уже все, — сказала она.
— Это ты так решила?
— Хотя он так просто не отстанет. Ты что, боишься?
— Если у нас все серьезно, то нет.
— А если несерьезно?
— Тогда я сволочь и подлец. Яша имеет полное право меня наказать.
— У серьезности две стороны. С одной ты, с другой я.
— С моей стороны все серьезно.
Он еще не осмыслил произошедшее, но уже понял, что к Олесе прикипел накрепко. Потому что любил ее все это время, хотя и не всегда отдавал себе в этом отчет.
— А с моей стороны? — дразнящим тоном спросила она.
— Ну, если ты решилась рискнуть своей свободой ради меня…
— Мы же с тобой друзья, должны заботиться друг о друге.
— Яша тоже друг, — сказал Глеб и мрачно усмехнулся.
Не очень-то Яша верил в его невиновность. Палки в колеса вроде бы не вставлял, но и руку не протянул, чтобы из трясины вытащить. Адвоката разве что хорошего посоветовал.
— С Яшей ты не спишь, — заявила Олеся.
— Ты все такая же. А почему Мелентьева?
— Потому что замужем была.
— Яша не говорил. Сказал, что ты его женщина.
— Он и мужу моему это говорил. И ничего. Жил себе Коля, пока не убили его.
— Кто?
— А если Яша?
Глебу стало слегка не по себе, но он и глазом не моргнул.
— Значит, придется мне за тебя умереть, — сказала Олеся.
— Не хотелось бы.
— Нормально все. Я знаю Яшу. Перебесится и успокоится. Он ведь нашел убийцу моего мужа. Доказать, правда, не смог. Зато я теперь под его защитой. Любит он меня и все мои вывихи терпит. А спасал сколько раз! Так неудобно перед ним. Знал бы ты, кем я сейчас себя чувствую. Или чем?
— Дочь у вас.
— Марину ты отнять у него не сможешь. А меня — да. — Олеся махнула рукой, как шашкой рубанула. — Можешь начинать прямо сейчас.
Она сначала легла на Глеба, затем села и заерзала, настраиваясь на его волну. С каждым движением ее взгляд распалялся, дыхание учащалось. Огонь перекинулся и на него. Тем более что он совсем не прочь был сгореть вместе с ней. А потом восстать из пепла как птица Феникс.
Дело явно зашло в тупик. Все стрелки показывали на Глеба, а доказательная база трещала по швам, хоть белыми нитками ее сшивай.
— Аржанова звала Размолова на пляж, на кнопке звонка есть ее пальчики. Света не было, звонок не работал, тогда она постучала в калитку. Размолов услышал, вышел к ней. Она потащила его в море. Он разделся, зашел в воду, там ее и задушил. — Следователь ничуть не сомневался в своей версии, но вид у него был унылый.