— Хорошо. А что с делом генерала?

— Гражданином Вертайло пока займется майор Щеткин. У него есть хорошие опера — опытные и умелые. А для нас с тобой сейчас важнее выйти на след «черных волков». Как ни крути, а это наше общее, я бы даже сказал, «семейное» дело. Под прицелом наши родные.

— И все-таки я бы отправил их куда-нибудь подальше из города. И Ирину Генриховну, и Ваську.

— Нет, — сказал Турецкий. — Пока мы не выясним, что собой представляют «черные волки», они останутся в Москве. Не исключено, что у этих ублюдков действительно есть какая-то организация. В этом случае они легко могут проследить за нами.

Апостол сидел на диване, взгромоздив пластиковые ступни-протезы на банкетку, и исподлобья поглядывал на Борового. Он был сильно недоволен.

Боровой сидел в кресле с дымящейся сигаретой в руке и задумчиво смотрел на нагоревший столбик пепла.

— Зачем ты ездил к этому фраеру? — спросил, наконец, Апостол, прервав молчание.

Боровой перевел на него спокойный взгляд.

— Я должен был показать, что не шучу, — сказал он.

— Ты сильно рисковал. А мы договаривались не оставлять следов и не подвергать себя и товарищей риску. К тому же этот фраер видел тебя в лицо.

— И что?

— Ты должен был его убрать. Боровой усмехнулся.

— Я хотел, но… — Он оставил фразу незаконченной.

— Но что? — резко спросил Апостол.

— Я подумал, что это слишком мелко. Мы можем держать людей в страхе, не убивая. У нас для этого достаточно сил.

Апостол медленно покачал головой.

— Самонадеянный ты парень, Боров. Но это не простой фраер. У него визитка детективного агентства. Он профессионал.

Боровой презрительно скривил губу.

— Чушь. Ты что, не знаешь, чем занимаются эти детективные агентства? Шпионят за телками миллионеров и тому подобное.

— Не всегда.

— Этот такой, — убежденно проговорил Боровой. — К тому же он калека. Этот хрен без палочки и двух шагов не пройдет. Кстати, а женушка у него ничего. Я бы с ней развлекся.

Апостол прищурился:

— Что же тебе помешало?

— Я человек слова. И не трону его женушку, пока он ведет себя хорошо. — Боровой зевнул и потянулся. — И потом, вся эта история меня забавляет, — добавил он. — Щекочет нервы. Приятно знать, что держишь кого-то на крючке.

— Смотри, Боров… Если этот тип проедет с ментами на Петровку и составит твой фоторобот, нам всем придется туго. Надеюсь, у тебя хватило ума не болтать о «черных волках»?

Боровой посмотрел на товарища в хищный прищур.

— А почему это тебя волнует? Ты ведь сам говорил, что нам пора выбираться из подполья. Вот тебе прекрасный шанс.

— Нет, — ответил Боровой. — Ни про черных, ни про серых.

— Вот и хорошо. Кстати, я тут подумал… Как, говоришь, зовут этого фраера?

— Турецкий.

— Вот-вот. Он ведь сможет нам помочь.

— Как это? — не понял Боровой.

— Просто. — Апостол улыбнулся в румяные младенческие щеки. — Он работает в детективном агентстве. Значит, у него есть своя агентурная сеть, своя база данных и так далее. Мы сможем использовать все это в своих целях. Как тебе моя идея?

— Идея хорошая, — одобрил Боровой.

— Загвоздка в том, согласится ли он с нами сотрудничать, — проговорил Апостол, задумчиво подергивая пальцами нижнюю губу.

— Куда он, на хрен, денется?! — отрезал Боровой.

— Да, ты прав. Он знает, что сидит у нас на крючке, и не станет дергаться. А дернется — мы ему живо вправим мозги. — Апостол убрал ноги с банкетки и поставил их на пол. Задумчиво посмотрел на ступни, обутые в коричневые ботинки, затем поднял взгляд на Борового и сказал:

— Кстати, забыл спросить: ты больше не говорил с Батей?

Боровой покачал головой:

— Нет. Не имеет смысла. Батя — мужик упертый. Его не переупрямишь.

— Странно… Я думал, мы из одного лагеря. Может, его слегка припугнуть? На некоторых людей это действует.

— Не поможет. Батя не какой-нибудь там желторотый пацан. У него две ходки за драки. Шесть лет назад он посадил на перо своего отчима. Батя мужик серьезный, — добавил Боровой.

— Но он изменился, — настаивал на своем Апостол. — Религия меняет людей.

— Но не его. Скорей он изменит религию, чем она его.

— Но попробовать-то стоит, — заметил Апостол. — Или ты его боишься?

Боровой резко повернул к нему голову.

— Я? Боюсь? — глухо проговорил он.

— Сам же сказал, что Батя — мужик серьезный, — с невинной полуулыбкой напомнил Апостол. — Ладно, не грузись. Нет так нет. Надо бы последить за этим… как, говоришь, зовут этого фраера?

— Турецкий.

— Вот-вот. Может, пошлешь туда Мельника и Штыря? Хотя нет, Мельник и Штырь — члены Совета Двенадцати. Надо бы кого помельче…

— Можно просто поставить его телефон на прослушку, — сказал Боровой. — В бригаде есть один телефонист. Думаю, он сможет нам это устроить.

— Поговоришь с ним или лучше мне? — поднял брови Апостол.

Боровой вставил в рот сигарету и щелкнул зажигалкой.

— Язык есть — поговорю, — ответил он и выпустил изо рта бесформенный клубок дыма.

Парень был толстый и здоровенный, как медведь. Лысая голова, черная куртка-пилот, огромные ботинки на толстой подошве. На жирной физиономии — рыжеватые усы и такая же рыжеватая бородка. Глаза светло-голубые, водянистые, навыкате. Толстяк сидел на скамейке, забросив ногу на ногу, и пил пиво из алюминиевой банки.

— Здорово, чел! — поприветствовал его Плетнев, опускаясь рядом на скамейку.

— Здорово, коли не шутишь, — ответил толстяк и оглядел незваного гостя с ног до головы. — Ты кто?

— Прохожий, — ответил Плетнев, закуривая. — Слушай, тут есть какой-нибудь кабак, где можно попить пивка и не встретить черномазого?

Толстяк слегка прищурился.

— Черномазого, говоришь? А чего они тебе сделали?

Плетнев сплюнул на асфальт и небрежно ответил:

— Ничего не сделали. Просто от них дерьмом несет за километр. Не хочу портить аппетит. А у вас тут куда ни зайди — одни черные рожи.

Толстяк помолчал, обдумывая его слова. Затем ухмыльнулся и сказал:

— А ты, я вижу, нормальный пацан.

— Ты, я вижу, тоже, — в тон ему ответил Плетнев. — Ну, так как? Где мне тут пивка попить? А то я нездешний.