— Привет, подонок! — услышал он громкий мужской голос и попытался закрыть дверь, но не успел. Сильный удар в челюсть отбросил его в прихожую. Дверь распахнулась, и на пороге возникла крепкая, кряжистая фигура Антона Плетнева.

Чеченка взвизгнула и, вопреки здравому смыслу, попыталась выскочить из квартиры. Плетнев, не церемонясь, ударил ее кулаком в лицо, затем подхватил на руки и передал оперативнику, который стоял у него за спиной.

— Разоружи, пока не пришла в себя, — коротко приказал он.

Весь «инцидент» занял не больше пяти секунд, но Боровому хватило этого времени, чтобы прийти в себя. Он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил. Плетнев успел отпрянуть назад, потеснив оперативников. Пуля просвистела у него над ухом и выбила из дверного косяка гроздь щепок. Боровой ударом ноги захлопнул дверь, вскочил на ноги и бросился в гостиную. Он налетел на перепуганную Зурну и едва не повалился вместе с ней на пол, но устоял.

— Что случилось? — крикнула девушка. — Это милиция?

— Да! — ответил Боровой. И рявкнул: — На балкон! Быстро!

Несмотря на то что все было кончено, Боровой чувствовал странное радостное возбуждение. Словно сейчас, в эту самую секунду, происходило то, чего он так давно ждал. От многодневной тоски не осталось и следа. В дверь уже ломились.

— На балкон! — снова крикнул Боровой, развернул Зурну и подтолкнул ее к распахнутой двери.

Если бы в этот миг кто-нибудь спросил Антона Борового, для чего ему бежать на балкон, он бы, пожалуй, не смог ответить. Он почти не осознавал того, что делает.

Подталкиваемая Боровым, не соображая, что делает, Зурна бросилась к балкону.

Свежий порыв ветра взметнул светлые волосы девушки. Стоя у парапета балкона, Боровой развернул Зурну к себе, обнял за плечи и взглянул ей в глаза.

— Ты хотела быть свободной? — почти восторженно проговорил он. — Сейчас твоя мечта сбудется.

— Что ты… — Глаза Зурны расширились от ужаса.

— Вместе! — прошептал Боровой счастливым голосом. — Вдвоем!

— Ты сумасшедший! — крикнула Зурна и попыталась вырваться. — Я не хочу!

— Вдвоем, — шептал Боровой, глядя на Зурну безумными, восторженными глазами.

— Но я…

За спиной у Борового послышался топот множества ног, раздались крики.

— Прощай! — шепнул Боровой, впился губами в губы девушки и изо всех сил толкнул ее вниз.

Когда Плетнев вбежал на балкон, там уже никого не было.

Меркулов сидел за рулем своего лимузина и поглядывал в зеркальце заднего обзора на уснувшую Ирину. Турецкий рядом с ним задумчиво смотрел на проплывающую за окном московскую улочку.

— И ведь ничего не поделаешь, — продолжал разглагольствовать Константин Дмитриевич. — Сам Вертайло не сознается. А искать киллера — самое неблагодарное дело. У дружка его, Столешникова, тоже алиби, и он тоже вроде бы ничего не знает. Молчит. Ну ничего, Вертайло уже не отвертится. Получит по полной программе.

— А что сержант Алферов? — спросил Турецкий.

— А что Алферов? — пожал плечами Константин Дмитриевич. — Алферов дослуживает. Генерал с супругой уехали в какой-то погонный санаторий. В общем, все-все счастливы, кроме ребят из отдела по расследованию. И все-таки в этом деле остается много неясного. Слишком уж нелепым было второе покушение. Слишком уж неумелым и дилетантским. Ну да ладно. Ой, дырявая башка! — Меркулов хлопнул себя ладонью по лбу. — Я сейчас…

Он остановил машину возле бордюра и открыл дверцу.

— Ты куда? — спросил Турецкий.

— Торт забыл купить. Константин Дмитриевич вышел из машины и заспешил к гастроному. Турецкий проводил его взглядом. Приоткрыл дверцу и неторопливо закурил.

— Н-да… — проговорила с заднего сиденья Ирина. — Обманывать заместителя генерального прокурора… Тебе не стыдно, Турецкий?

Александр Борисович ничего не ответил, лишь улыбнулся.

— В санаторий с мужем поехала, надо же, — продолжала Ирина. — Интересно, а по ночам она крепко спит?

— Это уже не наше дело, — сказал Александр Борисович.

— Не наше? — Турецкий понял по голосу жены, что она сердится. — То, что мы сделали, напоминает какой-то странный самосуд. Слушай, а правильно, что мы ничего не сказали Плетневу? Мне кажется, он умеет хранить тайны.

Турецкий пожал плечами.

— Знаешь, — снова заговорила Ирина, — я ведь видела этого Алферова. Там, в «Глории». У него были такие глаза… В общем, мне кажется, что он никогда больше не сможет поднять оружие на человека.

— Этого никто не знает, — возразил Александр Борисович.

— Он, кажется, начал что-то понимать про случившееся, — задумчиво проговорила Ирина. — И этот нерожденный ребенок… Он же ни в чем не виноват. Так что, может быть, наш с тобой суд справедлив. А? Как думаешь, Турецкий?

Александр Борисович глубоко затянулся и выкинул окурок наружу.

— Интересно, — задумчиво проговорил он, — что она скажет генералу через пару месяцев? Когда он поймет… когда он увидит, что у ней подрос живот?

— Женщина всегда найдет что сказать, — спокойно ответила Ирина. — Да и генерал будет счастлив. Он так мечтал о ребенке… Кстати, вон твой Меркулов бежит! С тортом!

— А черт! — воскликнул Меркулов, открыв дверцу и едва не выронив торт.

Он плюхнулся в кресло, всучил торт Турецкому и перевел дух. Александр Борисович взвесил торт в руке.

— Ого! Килограмма на полтора потянет.

— Кило восемьсот, — важно поправил Меркулов. — Ну, вроде все. Можно ехать. Кстати, бродяги, вы что Ваське дарите?

— Воздушного змея, — сказала Ирина. — С парашютистами.

Александр Борисович покосился на Меркулова:

— А ты?

— Пистолет, — ответил тот. — Как думаете, хороший подарок? Вы чего?

Турецкий и Ирина переглянулись и вдруг, как по команде, принялись хохотать.

— Чего вы? — недоумевал Меркулов. — Что смешного? Да чего смеетесь-то?

Турецкие не отвечали, лишь покатывались со смеху.

— А ну вас, — сказал Меркулов, посмотрел в зеркальце на хохочущую Ирину и тоже прыснул от смеха.