о возвращении домой можно было смело забыть. Ярл Ульф Фаси дал команду отступать по всему периметру обороны к кораблям. Шведское войско нехотя, с трудом держа некое подобие строя, начало медленно откатываться к кораблям.

Как только мужики в исподнем увидели подозрительное шевеление шведов, которое могло бы им помешать работать кораблики, не весть, откуда прозвучало не громко, но настойчиво,

–Хабар храни.

Услышав эти слова десять ратников новгородского войска, повернулись спиной к шведам и, забыв о сражении, бегом побежали к кораблям, где встали строем, грозно наклонив свои копья по направлению к предполагаемому противнику.

Увидя, что мужики и добро прикрыты от нападения шведов и других супостатов, неведомый руководитель этого предприятия скомандовал,

– Хабар неси.

И мужики, выполняя приказ невидимого руководителя, разом спрыгнув с корабля, нагрузившись награбленным добром, рысцой, побежали в сторону леса, стараясь не попадаться на глаза другим русским дружинникам и хозяевам кораблей.

В русском войске тоже произошли изменения, из-за того, что часть воинов занялась грабежом, и ушла с поля боя, оно вынуждено было уменьшить натиск на боевые шведские порядки и продолжать активные действия только в центре. Однако угроза потери темпа наступления не помешало русским продолжить ранее начатое раздевание кораблей шведов. Ватага Гаврилы Олексича раздевала кораблики, а ватага Сбыслава Якуновича, обеспечивала вынос товара с поля боя. Никита Захарьевич, что из Кучковичей полностью вывел свой полк с поля боя и занялся безудержным грабежом кораблей. Его люди брали всё, а не только такелаж, очищая трюмы кораблей от вина и жита. Никита Захарьевич лично, для пользы своего дела поставил широкие сходни с кораблей и, не боясь ни врагов, ни соратников скатывал уже шестую пузатую бочку с вином. В стороне от грабежа, незащищённого противника, оказались лишь князь, да Миша Прушанин. Они наступали по центру и, как и шведы, они не могли предположить, что часть их войска займётся самообогащением, а не защитой земли русской. Впрочем, Миша Прушанин, был коренной новгородец и, зная обычаи своих соратников, смог догадаться, что кораблики уже раздевают. И раздевают, кораблики без него и его людей. Он усилил натиск, отбил у какого-то богатого шведа коня. Потом, решив наверстать упущенное время, пустил коня вскачь, пробился к кораблю, с которого спущены были самые широкие сходни. Не слезая с коня, он пытался въехать на палубу. И оттуда сверху созвать своих людей на честной грабёж. Вот, когда цель казалась, была уже близка, передние ноги коня уже стояли на палубе Никита Захарьевич, что из Кучковичей быстро и доходчиво, одним ударом в нос Миши Прушанина объяснил ему, что брать чужое грех. Миша, удержавшись в седле, вместе с конем, с высоты полутора саженей, грохнулся вводу, поднимая тучи брызг. Делая безуспешные попытки поднять коня на ноги, что бы выйти на берег, он также услышал,

– Только сунься еще, морда прусская.

Выйдя, наконец, с пятой попытки, на берег Мишаня быстро осознал, что до кораблей ему не добраться – свои не дадут. С досады он начал подумывать о возможном пленении богатых шведских рыцарей, чтобы потом вернуть их родственникам за выкуп или продать кому-то еще. Точнее тому, кто даст больше. Но сразу разочаровался в своих мыслях. Кто же тут в этой суматохе скажет, что он богатый и полезет в колодку пленника добровольно?

–Держи меня Мишаня, продай в рабство!! Ага, вот так оно и будет!???

Нарисовав такую картину, Миша ударил коня меж ушей с досады, и от бессилия. Конь от боли и обиды встал на задние ноги, подняв на мгновение Мишу над полем боя.

Чего оказалось вполне достаточным, что бы Миша увидел, как из шатра, с сине-жёлтой хоругвью на луковке, выходит ярл со слугами. Потом он разглядел как ярл, размахивая руками, указывал на корабль с сине-жёлтым флагом, как к ярлу подбегали ратники и начинали строиться в колонну, как ярл махнул рукой и колонна начала движение в сторону корабля.

–Есть Бог на небе,– сказал про себя Миша и, свистом собрав свою ватагу, слез с коня и пешим пошёл грабить шатёр ярла. Благо хозяин решил уйти загодя.

Успешно и благополучно занимаясь грабежом захватчиков, новгородцы оставили своего князя без присмотра. Александр под опекой опытных воинов Васьки с Лёхой увлёкся и дрался с личной охраной ярла в пяти саженях от шатра ярла, в самом центре шведского воинства.

И как тут было не увлечься? Васька с Лёхой дрались красиво и слаженно, словно танцевали в паре на пиру. Васька словно ни куда не торопясь плавно вздымая колмовский топор, и, на счет раз, два, три ломал щиты, предплечья, руки, а самым глупым и несчастливым раскраивал головы. Со стороны это выглядело так, небольшая раскачка, плавный взмах – на раз. На счёт два топор замирал на мгновение над головой Васьки, словно выискивая цель. Затем на счёт три опускался вниз. И так снова раз за разом, раскачка, фиксация, удар. Что бы враг случайно не достал его своим оружием, и Боже упаси не нанёс ненароком Васе рану. Василий на третий взмах либо делал шаг вперед, либо назад, либо вбок, в зависимости от боевой необходимости. Кинетической энергии обуха топора хватало на то, чтобы отбить руку или разбить плечо, если же враг попадался сильный, то Вася бил лезвием полбу рассекая шлем и лоб противника. Леха к вальсирующему Василию относился с лёгким пренебрежением, он всегда находился на шаг впереди Василия, так как был вооружён гладиусом и квадратным щитом стратиота, и ему ненужно было тратить время и силы на взмахи – размахи всякие. Леша, прикрывшись щитом, бесстрашно шёл под взмах руки противника, не давая ему развернуть тело поудобней, для удара. В доли секунды, когда меч или секира противника нависает над его головой готовые вот-вот опуститься вниз и сокрушить его, он наносил короткий и быстрый удар: любо в грудь, либо в горло, либо в руку противника, то есть в те места, которые слабо прикрыты доспехом. Случалось, в бою, что и гладиус Лехи превращался в оружие неотвратимого возмездия и по самую рукоять входил в тело врага, но редко. Друзья представляли собой редкий тип воинов -гуманистов, которые считали, что убивать, даже на войне, без крайней надобности нехорошо. Лучше уж как следует вдарить врага, чтобы он там у себя дома долгими зимними вечерами, показывая свои увечья, он рассказывал всем, что нечего ходить на землю русскую и мешать людям, жить, так как они хотят. Так и шли они, оберегая князя и не проливая лишней крови.

Миша Прушанин с ватагой, совсем