– Ты с ума сходишь! Что ты делаешь?

И госпожа Феличиани, любившая свою дочь и редко сердившаяся на нее, подступила к ней с угрожающе поднятой рукой. Уже лет десять не трогала она и пальцем свою дочь, а теперь была способна дать ей пощечину.

– Ты безумная!.. Что ты сделала?.. Ты выкинула на улицу кафтан брата!..

– Да, – отозвалась Лоренца.

– Зачем?

– Простите, матушка… Я сама не знаю… Минута безумства… Я сейчас сбегаю подниму его!

И Лоренца двинулась, вышла из дому, но в ту минуту, когда она появилась на панели и шла, чтобы поднять кафтанчик, какая-то невидимая сила приковала ее к месту. Мать выглядывала в окно и видела, как дочь остановилась.

– Ну, что же ты? – крикнула она дочери.

Лоренца стояла как вкопанная и говорила сама себе: «Да, я не хочу поднимать. Я чувствую, что я не могу поднять и не подниму!.. Но что же это? С ума я схожу?» – прибавила она, испуганно ощупывая голову.

– Что же ты? – снова крикнула мать.

– Матушка! Бога ради, – взмолилась Лоренца, – выйдите сюда.

– Что с тобою? – уже тревожно воскликнула госпожа Феличиани. Видя, что с дочерью что-то происходит, она быстро вышла на улицу по двум-трем ступеням подъезда и приблизилась к Лоренце.

– Что с тобою, Лоренца?

– Ничего, матушка. Должно быть, нездоровится. Но только умоляю вас, не сердитесь и сделайте, что я попрошу вас… Поднимите сами кафтанчик.

– Что?

– Поднимите кафтанчик. Вот он лежит. Я его ни за что не подниму!

– Ты с ума сходишь!

– Не знаю… Может быть!.. Но не сердитесь. Я сама ничего не понимаю. Но одно скажу вам: убейте меня, но я его не подниму.

Мать, разумеется, быстрым движением подняла маленький кафтанчик сынишки и, схватив дочь, увела ее обратно в дом.

– Что же с тобой? Ты больна? – тревожно обратилась она к девушке, видя, что та несколько изменилась в лице.

– Теперь ничего… Ей-богу ничего!.. – проговорила Лоренца. – Это что-то такое странное. Я думаю, что я и впрямь нездорова. Нездорова рассудком, а не телом.

– Не болит ли у тебя что-нибудь?

– Ничего, матушка, не болело и не болит… Но теперь лучше, легче. Прошло.

Лоренца осталась у окна и, усевшись, невольно снова поглядела на соседний дом, чтобы убедиться, там ли еще выглядывает эта противная фигура какого-то черного, как смоль, незнакомца. Но окошко его было закрыто.

«Слава Богу, что эта проклятая физиономия спряталась!» – подумала она.

На другой день, будучи совершенно здоровой, Лоренца в ту же пору вдруг, как припадок болезни, почувствовала ту же тревогу и нервозность, припадок прихотничества, как называла она самой себе свое состояние.

Она взяла у матери узор большого ковра, чтобы рассеять себя и заняться чем-нибудь. Отобрав шерсти и иглы, она уже совсем приготовилась вышить небольшой уголок ковра, который работала ее мать, но вдруг явилась неотступная мысль, возникло в ней внезапно совершенно глупое желание и не оставляло ее ни на секунду. Ей захотелось выйти из дому непременно одной и идти в известную в городе церковь Святого Петра Ин Винколи.

В этой крошечной церкви не было ничего интересного, но это была ближайшая от них церковь.

«Зачем я туда пойду? – мысленно повторяла про себя Лоренца. – Какой же тут смысл? Теперь даже службы нет».

Но упорное, неотступное желание тотчас идти в эту церковь не оставляло ее. Точно снова кто-то толкал ее и требовал исполнения этой прихоти. И опять, рассуждая сама с собой и усовещая себя, Лоренца вдруг вспомнила условие возлюбленного и, конечно, сразу бросилась к шкафу с платьями. Она накинула на себя легкую мантилью и быстро, как бы боясь, что кто-либо из родных остановит ее на дороге, вышла на улицу. Невольно глянула она на тот дом, где вчера виднелась эта противная чернобородая фигура. Но все окна были заперты, и в том окне, где она видела эту фигуру, не было никого.

«Скорей, скорей!» – говорила она сама себе и как будто кто-нибудь гнал ее в маленькую церковь Святого Петра.

Пройдя несколько шагов, она почти побежала.

«Какой вздор! Какие прихоти! Или я хвораю, или я, наконец, с ума схожу?» – повторяла Лоренца.

Приблизясь к церкви, она вдруг решила, что в нее не надо входить, а надобно ей непременно подняться на маленькую колокольню этой церкви.

«Зачем?.. Так нужно. Так хочется! – рассуждала она. – Ну, хоть поглядеть на город сверху».

Лоренца никогда не видела этого квартала с вышины какого-нибудь выдающегося здания. Найдя дверь лестницы колокольни запертою, Лоренца остановилась и, будто увлекаемая какой-то силой, стала биться в эту дверь, стараясь отворить ее. Но громадный замок не поддавался. Резная гранитная колонка попалась ей на глаза и будто сказала ей: «Лоренца, посмотри-ка здесь, за мной. Нет ли тут ключа?»

Не успев отдать себе отчета в новом движении, Лоренца бросилась к этой колонке, заглянула за нее и нашла огромный железный ключ. Он был от двери. И тяжелый огромный заржавленный замок заскрипел, тяжелая дверь подалась как бы сама собою, и Лоренца быстро стала подниматься по винтовой каменной лестнице.

После нескольких десятков ступеней, которые она пробежала почти без отдыха, она остановилась и произнесла:

– Что я делаю? Я или безумная. Или… Или стала шалить, как малые дети. Какие глупости! Вдруг среди дня бежать сюда. И зачем? Да… Зачем, зачем?.. – повторяла она вслух, громко.

– Затем, чтобы доказать мне свою любовь, – раздался громкий голос несколькими ступенями выше ее.

Лоренца вскрикнула. К ней спустился Калиостро и протягивал ей руки.

– Войдите, мое сокровище, мой ангел! И так как ты, Лоренца, доказала мне вполне свою любовь, то я, ни минуты не колеблясь, объявляю тебя моей подругой жизни.

Калиостро помог взволнованной и смущенной девушке подняться на несколько ступеней, усадил ее бережно на деревянной скамеечке, опустился перед нею на колени и, страстно целуя руки ее, пылко заговорил восторженным голосом:

– Да, Лоренца. Ты не только доказала мне свою любовь, но ты сама никогда не поймешь, какую великую задачу разрешила. Ты даже отгадала, где лежит ключ, которым я приказал звонарю запереть себя, а затем спрятать его за колонной. Да. Если бы был жив теперь тот мой учитель, которому я всем обязан, в каком бы восторге был он!

– Я ничего не понимаю! – кротко, боязливо отозвалась Лоренца.

– Не нужно тебе ничего понимать. Не нужно! Идем домой, я сию же минуту объявлю твоему отцу, что прошу благословить нас на всю жизнь. Да, ты моя суженая и должна быть моей женой. А вместе – мы завоюем все, всех… весь мир!!

В тот же вечер в доме литейщика Феличиани были гости, которым они объявили о помолвке дочери с именитым аристократом. По требованию жениха свадьба была назначена тотчас же, и через два дня состоялось венчание графа Калиостро с Лоренцой Феличиани, после которого новобрачные поселились в доме тестя.