– Смотрю, ты не торопишься с ремонтом, – заметила Чарли, критически оглядывая комнату. – Можно подумать, здесь живет вдовая старушка девяноста лет от роду. Почему ты не закрасишь эти кошмарные обои? Ну и узорчик! Саймон, ты же молодой мужик. Тебе не пристало держать на камине фарфоровых собачек – это извращение.

Собачек ему подарили родители на новоселье. Из благодарности за книгу Саймон постарался не выказать досады. Они с Чарли такие разные, что даже удивительно, как им вообще удается находить общий язык. Саймону и в голову бы не пришло высмеивать чужое жилище, а Чарли – словно из другого мира, где грубость символизирует приязнь. Иногда она приходила в «Рыжую корову» с Оливией, и Саймон диву давался, почему сестры без устали поливают друг друга оскорблениями. «Прибабахнутая», «сучка психованная», «убоище», «тупица тормозная» – этими и подобными словечками они постоянно обменивались, словно ласкательными прозвищами. Чарли с Оливией вышучивали друг в дружке все: одежду, поведение, вкусы. Всякий раз, видя их вместе, Саймон мысленно радовался, что он сам у родителей один.

Явиться без предупреждения в девять вечера, чтобы вручить книгу, которую спокойно можно отдать на следующий день на работе, – для Чарли в этом нет ничего особенного.

– Ты спрашивал, почему Лора Крайер вышла к машине одна, – заговорила Чарли, листая «Моби Дика», оставленного Саймоном на подлокотнике кресла. – Я посмотрела в деле: она завозила плюшевого мишку для мальчика. Забыла отдать. Ребенок в тот день ночевал у бабушки. Лора собиралась пойти в клуб.

– В клуб?

Дома, после работы, Саймон даже не сразу сообразил, о чем речь. Он думал, как бы поскорее отделаться от Чарли и вернуться к чтению. Заметив, что Чарли захлопнула книгу, даже не вернув на место закладку, снова ощутил досаду.

– Ну да, знаешь, такое место, куда молодежь ходит поразвлечься. Лора Крайер была одинокая, ждала развода.

– Может, она кого-нибудь себе нашла и Фэнкорт ревновал?

– Не нашла. Но друзья говорили, что активно искала. Ей было одиноко.

В голосе Чарли послышалась смутная агрессия.

На пути Саймона словно встала какая-то сила. Весь мир будто сговорился защищать Дэвида Фэнкорта. А ведь тот явно виновен – возможно, даже в убийстве. Исчезновение Элис как-то связано с гибелью Лоры, тут Саймон поручился бы головой.

– Ты не против, если я скатаюсь в Бримли, в гости к Биру?

Чарли вздохнула:

– Ну уж нет, еще как против. Зачем это? Саймон, тебе надо бороться с этими… странными закидонами, которые у тебя бывают.

– А как тебе, когда я попадаю в десятку?

– Сейчас не тот случай. Тебе следует признать, что ты не прав, и идти дальше.

– Неужели? А сама ты так поступаешь? На себя посмотри: упертая, как и я. Если ты что-то утверждаешь, это еще не значит, что все именно так и обстоит. А ты всегда…

– Всегда что?

– Навязываешь свое личное мнение как всеобщий нравственный закон.

Чарли слегка передернуло, и через пару мгновений она спросила:

– Ты когда-нибудь задумывался, почему ты такой гнусный со мной, хотя я с тобой почти всегда обращаюсь по-человечески?

Саймон уставился на свои руки. Да, он задумывался.

– Это не личное мнение, – спокойно продолжила Чарли, – а признание самого Бира. Это данные экспертизы. А вот у тебя – личное мнение, надуманное и ни на чем не основанное. Лору Крайер зарезал Дэррил Бир, ясно? Я ручаюсь. И то дело никак не связано с этим – с Элис и Флоренс Фэнкорт.

Саймон кивнул.

– Не хотел тебя обижать, – обронил он.

– Так ты на нее запал? На Элис?

Это прозвучало почти испуганно. Едва она закрыла рот, Саймон понял истинную цель ее прихода. Она хотела задать ему этот вопрос – попросту не могла не задать.

Саймон вскипел. Кто она такая, чтобы выпытывать? Какое имеет право? Лишь чувство вины не позволяло ему выгнать Чарли. Вины в том, что он не ответил на ее чувства.

Чарли была единственной женщиной в жизни Саймона, которая его добивалась. Заигрывания начались в первый же день, когда Саймон поступил на службу в уголовный розыск. Поначалу он думал, что леди-сержант просто ерничает, но Селлерс с Гиббсом разуверили его.

Если бы Саймон мог разжечь в себе романтический интерес к Чарли, это было бы здорово для обоих. Его-то жизнь уж точно упростилась бы. В отличие от большинства мужчин (мужчин-полицейских, во всяком случае), Саймона женская внешность не волновала. У Чарли большая грудь и длинные стройные ноги, ну и что с того? При такой изящной фигуре явная чувственность и доступность Чарли только сильнее обескураживали Саймона. Чарли – женщина совсем не его круга, как те девочки, на которых он западал в школе, пока бесчисленные унижения не научили его держать дистанцию. Чарли добилась успеха в двух профессиях. Она из тех людей, что преуспевают в любом деле, за какое бы ни взялись.

Шарлотта Зэйлер с отличием окончила Кембридж по специальности «Англо-саксонская, скандинавская и кельтская культура». До прихода в полицию четыре года была перспективным молодым ученым. Завистливый завкафедры, которому не давали покоя интеллектуальное превосходство Чарли и список ее публикаций, помешал ее заслуженному продвижению. Тогда она начала с нуля в полиции и в рекордный срок дослужилась до сержанта[14]. Ее успехи одновременно восхищали и страшили Саймона: он понимал, что не ровня ей.

Теперь-то он осознал, что свалял дурака. Чарли так явно навязывалась, что отказаться было немыслимо. Неписаное правило гласит, что у Саймона должна быть подружка, и Чарли оказалась единственной претенденткой. С первого же дня внутренний голос надрывался, остерегая Саймона, но тот не слушал и уговаривал себя, расписывая, как хороша Чарли и как ему с ней повезло.

Наконец Чарли сделала решительный шаг – на пьянке у Селлерса, в день его сорокалетия. Саймону, обалдевшему и безвольному, как зомби, вообще ничего не пришлось делать – Чарли все взяла на себя. Она даже застолбила свободную комнату в доме юбиляра, о чем и сообщила Саймону.

– Если кто-нибудь ее займет, Селлерс пойдет искать новую работу, – пошутила она.

Это тоже встревожило Саймона, но он смолчал. Он боялся, что в постели Чарли такая же, как на службе: категоричным тоном раздает инструкции, что, где и когда делать. Он знал, что иным мужчинам такое обращение по душе, но его подобная перспектива не вдохновляла. Тем более что Саймон не сомневался: он все равно что-нибудь напортачит.

И все-таки дело у них зашло слишком далеко. От поцелуев Чарли не на шутку завелась, и Саймон делал вид, что тоже распалился. Он часто задышал и произнес парочку «романтических» фраз, которые нипочем не пришли бы ему в голову, если бы он не слышал их в кино.