– И что ты сделаешь для него?

– Пока не знаю. Может, моим родителям нужна какая-нибудь помощь. Или мне. Или я просто пошлю ему открытку.

– Какую открытку?

– С пожеланием не вешать нос.

Она ткнула меня в бок.

– Эй, не хочешь поиграть в открытки?

– Конечно, – ответил я, недоумевая, что это за игра.

Она сказала, что придумала эту игру сама.

– Для этого нужно только закрыть глаза и представить другого человека. Я выбираю кого-нибудь на улице, в торговом центре, в магазине, где угодно, а потом иду за ним. Скажем, вот эту женщину. Иду за ней пятнадцать минут, не более. Засекаю время. Игра заключается в том, чтобы через пятнадцать минут догадаться, какая открытка ей нужна.

– Но как ты ей отправишь открытку? – спросил я. – Ты же не знаешь, где она живет?

– Верно. Пока что. Вот почему это просто игра. Для удовольствия.

Она прижалась ко мне и прошептала на ухо:

– Давай сыграем.

Я согласился.

Она сказала, что нам нужен торговый центр. Обычно я старался вместе с ней держаться подальше от «Майка-молла» – уж слишком много там зависало учеников из СРШМ. Мы проехали десять миль до «Редстоун-молла». Был субботний полдень.

Мы выбрали одну женщину. В лаймово-зеленой юбке-шортах. С белыми сандалиями. Мы предположили, что ей около сорока лет. Она купила мягкий крендель – обычный, соленый – в лавке «Тетушки Энн». Крендель она положила в маленький белый бумажный пакет. Мы проследовали за ней до салона «Санкоуст-видео». Мы слышали, как она спрашивает, есть ли в наличии фильм «Когда Гарри встретил Салли». Ей ответили, что нет. Она прошла мимо «Сономы», затем вернулась и вошла внутрь. Там она расхаживала, трогая посуду кончиком пальца, ощупывая ее. Она остановилась перед обеденными тарелками и взяла одну, на которой было нарисовано французское кафе. «Ван Гог», – прошептала Старгерл. Дама, похоже, немного помечтала, даже закрыла глаза, прижав тарелку к себе обеими руками, словно ощущая вибрации. Но потом положила ее на место и вышла. Зашла в «Сирс». Нижнее белье, постельное белье. Мне стало неудобно подсматривать за ней из-за стойки с чем-то, покрытым оборками. Когда время вышло, она перебирала ночные сорочки.

Мы со Старгерл заговорили в коридоре.

– Ну, что ты думаешь? – спросила она.

– Я думаю, что похож на маньяка, – ответил я.

– На доброго маньяка.

– Ты первая говори.

– Ну что ж. Она разведена и одинока. Без обручального кольца. Хочет найти кого-нибудь. Устроить свою жизнь. Хочет встретить своего Гарри, как это сделала Салли. Хочет приготовить ему обед и провести с ним весь вечер. Она пытается придерживаться диеты с низким содержанием жира. Работает в турагентстве. В прошлом году она отправилась в бесплатный круиз, но встретила на борту лишь каких-то идиотов. Ее зовут Кларисса, она играла на кларнете в старшей школе, и ее любимое мыло – «Ирландская весна».

– Как ты это узнала? – поразился я.

Она рассмеялась.

– Я не узнавала. Предположила. В этом-то и веселье.

– И какую открытку ты бы ей послала?

Она приложила палец к губам.

– Хм… Клариссе я послала бы открытку с пожеланием вроде «Пока ждешь Гарри, не забывай о себе».

– А я бы послал с пожеланием, – я подумал о формулировке. – «Не показывай Гарри, что ты нашла у себя в носу».

Теперь настал черед Старгерл изумляться.

– Что?

– Ты не видела, как она ковырялась в носу? – спросил я. – В «Санкоусте»?

– Не совсем. Я видела, как она подносила руку к носу, как если бы хотела его почесать или что-то еще.

– Ну да, или что-то еще. Поковыряться в нем, вот что. Очень быстро, причем, и скрытно. Настоящая профессионалка.

– Да ты шутишь, – она игриво ткнула меня локтем.

Я поднял руки.

– Серьезно. Она стояла перед секцией комедий. Палец вошел внутрь, а когда вышел, на нем что-то было. Она держала это около минуты. А потом, когда собиралась выйти из «Санкоуста» и когда, как она думала, никто на нее не смотрел, стряхнула это с пальца. Я не видел, куда оно приземлилось.

Старгерл изумленно смотрела на меня. Я поднял правую руку и приложил левую к сердцу.

– Не лгу.

Она расхохоталась так громко, что мне стало неловко. Чтобы не упасть, она схватила мою руку обеими руками. Несколько посетителей торгового центра оглянулись на нас.

В тот день мы сыграли еще два раза: сначала выбрали женщину, которая все пятнадцать минут рассматривала кожаные куртки – мы назвали ее Бетти, – а потом мужчину, названного Адамом из-за его огромного адамова яблока, которое переименовали в адамову тыкву. Больше никаких ковыряний в носу.

И мне это понравилось. Не знаю, из-за самой ли игры или просто потому, что я находился рядом с ней. И еще я удивился, насколько близки мне как будто бы стали эти Кларисса, Бетти и Адам, после того как я понаблюдал минут пятнадцать за каждым из них.

На протяжении всего дня Старгерл роняла монетки. Можно сказать, она была настоящим Джонни Яблочное Семечко[4], только с мелочью: цент тут, пятицентовик там. Швыряла их на тротуар, клала на полку или на лавку. Даже четвертаки.

– Не люблю мелочь, – сказала она. – Она так… звякает.

– Ты представляешь, сколько так могла выбросить за год? – спросил я.

– А ты видел лица маленьких детей, когда они видят цент на тротуаре?

Когда мелочь в ее кошельке закончилась, мы поехали обратно к «Майка-моллу». По пути она пригласила меня к себе домой.

Арчи утверждал, что семейство Карауэй – совершенно обычные люди, но я все еще не мог представить, что Старгерл живет в обычном доме. Я ожидал увидеть сцену из жизни хиппи 1960-х. «Занимайтесь любовью, а не войной» и все такое. Мать в длинной юбке и с цветами в волосах. Отец с пышными бакенбардами, постоянно вставляющий в речь словечки вроде «Клево» и «Точняк, чувак!». Плакаты с «Грейтфул Дэд». Лампы с психоделическими абажурами.

Поэтому я на самом деле удивился. Ее мать в шортах, в безрукавке и босиком сидела за швейной машинкой, работая над русским крестьянским костюмом для постановки в Денвере. Мистер Карауэй стоял снаружи на стремянке и красил подоконники. Никаких бакенбард – да и почти вообще волос. Их дом мог принадлежать кому угодно. Мебель из гнутой лакированной древесины, коврики на половицах, юго-западные нотки: свадебная ваза в стиле анасази, репродукция Джорджии О’Кифф. Ничего такого, что бы сразу кричало: «Видишь? Вот откуда она такая!»