— Может, лучше выждать какое‑то время, хорошенько все обдумать? — осторожно проговорил Линдли.

— Обдумать? О чем ты, черт возьми?!

Проклятие… неужели у него появились подозрения? Но откуда? Нужно как‑то его отвлечь.

— Послушай, тебе нет никакой необходимости оставаться тут на ночь. Это слишком опасно. Почему бы тебе не вернуться в Дэшфорд? А заодно и прихватить с собой нашу дорогую пропажу, я имею в виду Софи…

— А ты?

— А я попытаюсь выследить того типа, о котором говорил конюх.

— Он ведь сказал, что не уверен, что стрелял именно он.

— А кто еще это мог быть? Так что возвращайся в Дэшфорд, а этим делом я займусь сам.

Растмур неохотно кивнул:

— Ладно. Заодно прихвачу с собой обоих Клеммонсов.

— Отличная мысль. Кстати, если потеряешь по дороге этого Клеммонса, ничего страшного. Я бы на твоем месте не стал очень расстраиваться, — небрежно бросил Линдли.

Актрисе нельзя доверять, Линдли был уверен в этом. Он с радостью задержался бы здесь, чтобы покончить с этим нелепым маскарадом — хотя бы ради мисс Даршо, — но был уверен, что с двумя дамочками сразу ему не справиться. К тому же сейчас важнее всего было выследить стрелка. Оставалось только надеяться, что Растмур позаботится о девушке. Только бы он не слишком увлекся ролью опекуна, помрачнел Линдли.

Растмур, немного поспорив для приличия, наконец согласился.

— Ладно, идет. Так и сделаю.

— Хорошо. Значит, договорились — ты забираешь с собой Клеммонсов, а я постараюсь найти лошадь и в путь.

— Ты собираешься ехать один? — вдруг забеспокоился Растмур. — А не опасно ли это?

— Не волнуйся за меня. Я справлюсь.

Было заметно, что Растмур колеблется. В конце концов он все же пожал плечами, давая понять, что не намерен больше спорить. И вовремя, поскольку Линдли страшно не хотелось отвечать на некоторые вопросы, которые могли возникнуть у его друга. Он не должен был знать, что ось их кареты была заранее подпилена… и что стрелок мог с таким же успехом охотиться как на него, так и на Линдли. Возможно, сейчас Фитцгелдер стремится отделаться от Растмура, но сколько времени пройдет, прежде чем в его душе проснутся подозрения насчет Линдли? В любую минуту он мог узнать о своем так называемом друге нечто такое, что заставит его отрядить второго убийцу в погоню за Линдли. Может, даже не одного, а сразу нескольких, уныло подумал Линдли, ведь он уже в двух шагах от того, чтобы узнать нечто такое, что уничтожит Фитцгелдера.

Впрочем, если ему повезет, мерзавец будет и дальше пребывать в счастливом неведении, и вскоре в руках у Линдли окажутся нужные ему имена, с помощью которых он сможет отправить Фитцгелдера на виселицу. И справедливость свершится. Конечно, скорая месть принесла бы ему гораздо большее удовлетворение, но Линдли поклялся действовать исключительно в рамках закона. По крайней мере в ближайшее время.

Его щегольские сапоги слабо поскрипывали, пока Линдли, распрощавшись с Растмуром, искал конюшни. Он велел первому же попавшемуся конюху немедленно оседлать для него лошадь. Если тот тип, который стремительно ускакал на юг, и был их стрелок — а Линдли сильно подозревал, что так оно и есть, — то ему лучше поторопиться. Вероятно, незадачливый убийца спешит вернуться в город, чтобы встретиться со своим хозяином. И Линдли был твердо намерен выяснить наконец, кто его нанял.

Конюх побежал выполнять его поручение. Линдли, нетерпеливо притоптывая ногой, расхаживал по конюшне в ожидании его возвращения. Вскоре, однако, ему показалось, что звуку его шагов вторят другие, которые доносятся со двора. Не утерпев, он выглянул наружу… и озадаченно приоткрыл рот. Господи, спаси и помилуй, что это такое?! Откуда вдруг взялась лошадь, изумился он. Линдли готов был поклясться, что минуту назад тут было пусто! Неизвестный всадник, выехав из‑за угла, всадил шпоры в бока коню, тот с места перешел на легкий галоп — прогрохотали подковы, и взметнувшееся облако пыли на миг скрыло от глаз Линдли и лошадь, и всадника.

Впрочем, Линдли моментально забыл про лошадь — его взгляд был прикован к всаднику… точнее, даже не к нему, а к женщине, которую этот всадник усадил перед собой в седло. Прищурившись, Линдли вполголоса выругался. Лицо мужчины он не успел разглядеть… а вот женщину узнал мгновенно.

Софи!

И, что самое странное, она не кричала, не пыталась звать на помощь или вырываться! Линдли и опомниться не успел, как лошадь выбралась на дорогу и стрелой понеслась… на север!

Планы Линдли мгновенно изменились.

К дьяволу стрелка, пронеслось у него в голове, тем более что он уехал на юг. Этим он займется потом. Если Софи Даршо отправилась на север с неизвестным мужчиной, значит, он поедет за ней.

Отец не обманул. Его двуколка действительно поджидала их в зарослях в полумиле от почтовой станции. Он поспешно запряг в нее лошадь, и они снова выбрались на дорогу. Смирной лошадке, похоже, было все равно, нести ли на себе седока или бежать в двуколке, а то, как ласково и бережно отец обращался с ней, подействовало на Софи успокаивающе.

— Думаешь, кто‑нибудь нас видел? — спросила Софи, откидываясь на потертые подушки двуколки, которая уютно поскрипывала, то и дело подскакивая на ухабах.

— Я никого не заметил. Думаю мы теперь в безопасности, Фифи. Не волнуйся, я позабочусь о тебе.

До чего же глупо это звучит… после стольких‑то лет, поморщилась Софи. Он позаботится о ней? А где же он был, когда они с мамой были вынуждены продать свой хорошенький, уютный дом и переехать в бордель? Где он был, когда она пряталась по углам, пытаясь избежать назойливого внимания Фитцгелдера? Как она может верить, что он позаботится о ней, после того как он все эти годы пропадал неизвестно где?

Но у нее язык не поворачивался задать отцу этот вопрос. Вообще говоря, вопросов было много, даже слишком много. По правде сказать, отец превратился для нее в незнакомца… впрочем, как и она для него. Софи была еще совсем ребенком, когда он исчез из их жизни… ей тогда сказали, что он умер. Да, получается, она совсем не знала этого человека… и однако решилась доверить ему свою жизнь.

— Ты что‑то притихла, моя дорогая, — ласково сказал он.

— А о чем ты хочешь поговорить?

— Ну, прошло ведь немало лет с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, — с какой‑то натужной веселостью в голосе бросил он. — Есть вещи, о которых ты не знаешь.

— Зато я знаю, как страдала мама. Ее сердце было разбито… а потом она вынуждена была смотреть, как весь ее мир развалился на куски. И все же она любила тебя до последнего вздоха!

Какое‑то время он подавленно молчал. Возможно, ее слова ранили его? Софи очень надеялась, что это так. Как же несправедливо, возмущалась она, что он живет, а бедная мама умерла!

— Мы хоронили ее под дождем. Это был понедельник.