предсказывала по линиям на ладонях к ней приходящих лиц. Поглядела она руку Пушкина и заметила, что у того черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под названием стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельными… Ворожея внимательно и долго их рассматривала и, наконец, объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина… Взглянув затем на ладонь капитана — ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля: быть может, на днях…

Молодые люди вышли смущенные… На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или был приведён в бешенство каким-нибудь высказыванием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира… Столь скорое осуществление одного предсказания ворожеи так подействовало на Пушкина, что тот ещё осенью 1835 года, едучи со мной из Петербурга в деревню, вспомнил об этом эпизоде своей молодости и говорил, что ждёт над собой исполнения ”пророчества колдуньи”».

Между прочим, «колдунью» эту звали Кирхгоф Александра Филипповна. Благодаря своему имени и отчеству у петербургских повес она была известна под кличкой «Александр Македонский». Она и в самом деле имела громадную популярность, которую завоевала своим необычайным умением. То, что Пушкин и неизвестный злополучный капитан выбрали из массы петербургских гадалок именно её, не было случайностью. У «Александра Македонского» перебывал весь фешенебельный Петербург. Между прочим, уже после смерти Пушкина у неё побывал в клиентах юный Лермонтов. Она так же напророчила ему год смерти и опять указала всё с поразительной точностью.

Об эпизоде с ворожеёй Пушкин рассказал не одному только Вульфу, поэтому нам можно восстановить многие подробности того гадания.

Вот как записано это происшествие чебоксарской беллетристкой А.А. Фукс опять же со слов Пушкина, который гостил у неё, будучи в этих местах проездом. Заметьте, поэт тут сам говорит, что давний тот случай единственно повлиял на прочность его суеверных убеждений.

«Вам, может быть, покажется удивительным, — начал опять говорить Пушкин, — что я верю многому невероятному и непостижимому: быть так суеверным заставил меня один случай. Раз пошёл я с Н. В. В. ходить по Невскому проспекту, из проказ зашли к кофейной (?) гадальщице. Мы попросили её погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. “Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее место по службе; потом в скором времени получите через письмо неожиданные деньги; а третье, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественною смертью…”. Без сомненья, я забыл в тот же день о гадании и гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при великом князе Константине Павловиче и перешёл служить в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что цесаревич этого желает. Вот первый раз после гадания, когда я вспомнил о гадальщице. Через несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли ожидать их? Эти деньги прислал мне лицейский товарищ, с которым мы, бывши ещё учениками, играли в карты, и я его обыгрывал. Он, получа после умершего отца наследство, прислал мне денег, долг, который я не только не ожидал, но и забыл о нём. Теперь надо сбыться третьему предсказанию, и я в нём совершенно уверен…».

А помянутый Соболевский всё гадание в реестр превратит:

«Предсказание было в том, во-первых, что он скоро получит деньги; во-вторых, что ему будет сделано неожиданное предложение; в-третьих, что он прославится и будет кумиром соотечественников; в-четвёртых, что он дважды подвергнется ссылке; наконец, что он проживёт долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека, которых и должен он опасаться».

«Суеверие такого образованного человека меня очень тогда удивило», — замечает чебоксарская собеседница Пушкина.

Глубокое суеверное чувство его способно удивить и теперь. Но оно становится много понятнее, когда узнаешь, при каких, в самом деле необычайных, обстоятельствах оно зарождалось.

Так что продолжим об этом кратком эпизоде из жизни молодого человека, ещё не знающего, надо ли верить, что жизнь его и в самом деле стремительно покатится таинственно угаданным путём.

Пусть даже все эти гадальщицы в наше материалистическое время воспринимаются не совсем серьёзно. Тем более, что мне очень захотелось, перепроверить кое-что в этой истории. Хотя бы то, что возможно.

Хотелось добраться до самых глубин достоверности. И я дознался-таки, что картёжный должник Пушкина, например, в самом деле существовал. Должник этот был его лицейский товарищ по фамилии Корсаков. Именно в том году он уезжал на неопределённо долгое время в Италию (он вскоре умер там) и, чтобы его не тяготил на чужбине давний карточный долг, решил перед отъездом рассчитаться непременно.

В тот же день, когда произошло гадание, уже вечером, Пушкин раньше отправился из театра, потому что ему скучно стало на пятнадцатом представлении популярной пятиактной оперы Даниэля Обера «Фенелла». И именно этому обстоятельству был обязан тем, что «на разъезде» встретил он генерала А.Ф. Орлова. Они разговорились. И это был самый длинный за последние полгода разговор о переходе Пушкина на военную службу. Генерал настоятельно советовал Пушкину сменить цивильное платье на мундир с эполетами и принять участие в усмирении Польши. Пушкин слушал генерала с тайным ужасом. Тут он, кстати, вспомнил, что одного из вожаков польского восстания именуют не как-нибудь, а Вейскопфом (белая голова). Уж не в этой ли стороне поджидает его негаданная смерть?

Вот только версия Соболевского относительно гвардейского капитана, заколотого штыком по пьяной лавочке, не подтверждается пока. К гадалке Кирхгоф вчерашний лицеист Пушкин ходил с Никитой и Александром Всеволодскими, Павлом Мансуровым и актёром Сосницким, в чём они дружно сознаются в своих записках.

Веневитинов и Погодин писали, что пророчество петербургской колдуньи Пушкину подтвердил в Одессе какой-то грек. Он повез Пушкина лунной ночью в поле, несколько раз переспрашивал о дне рождения и, произнеся заклинания, объявил, что он и в самом деле умрёт от лошади или беловолосого человека. Пушкин жалел потом, что не спросил — седого или белокурого надо опасаться. С тех пор он крепко ставит ногу в стремя, когда садится на коня; и разговаривает с блондинами всегда дружелюбнее, чем с шатенами. Задумывает написать небольшую