— Погоди-ка! — сказал Градов, доставая из папки «приказ». — Это тоже твой?

— Мой! Могу объяснить: «Нападите на дежурного 3КБ» — то есть третьего класса Б.

— Так… Дальше!

— Это он проник за нашу пограничную зону, — объяснял мальчик. — «Доставьте в УЮН», то есть в уголок юных натуралистов. У нас там скрытый пост. «У4БЛПИ» — ученик четвертого Б.

— А дальше что?

— Дальше — я!

— То есть как ты?

— Ну, я! Леонид Пантелеевич Ильин.

— Хорошо, Леонид Пантелеевич! Ты что же это: написал приказ, а потом разорвал его?

— Нет, это Вера Петровна разорвала. Она велела мне на каникулах книги читать, а я ни разу в библиотеку не ходил. Ну она увидела, что у меня из кармана приказ торчит, прочитала, рассердилась, да и начала рвать… Вы откуда его достали?

— Ну это неважно! — ответил майор. — Вот что, следопыт: если я покажу тебе человека, который толкнул Веру Петровну под трамвай, узнаешь его?

— Постараюсь! — решительно заявил мальчик. — Только чтоб он был в шляпе!

Градов попросил Корневу посидеть с Леней в приемной, а потом приказал привести Башлыкова и вызвать задержавшего его милиционера.

Спустя некоторое время в кабинет майора вошел милиционер, затем ввели Башлыкова. Тот стал горячо доказывать, что его неправильно задержали. Слушая его, Градов выдвинул ящик стола и посматривал то на лежащие в нем фотографические карточки, то на Башлыкова. Наконец, вынув одну из них, он положил ее перед задержанным и спросил:

— Узнаёте?

Башлыков посмотрел на свою фотографию, снятую несколько лет назад в Уголовном розыске, и вздохнул.

— Можете не рассказывать о том, что вы Генрих Теодор Шмидт, картежный шулер, работали администратором под фамилией Соколова, — сказал майор, — назвали себя нашим агентом под фамилией Башлыкова и собирались удрать в Среднюю Азию под фамилией Жихарева. Расскажите, что побудило вас после неоднократного пребывания в лагере снова заняться делами, которые подводят вас под весьма серьезную статью Уголовного кодекса?

— Что вы, гражданин начальник! По сравнению с тем, чем я занимался раньше, это игра в кошки-мышки. Романтика! Любовь до гробовой доски!

— Ну, ну, не юродствуйте! О какой любви вы говорите?

— О любви моего дружка Егорова к дочке Иркутова.

— Это вы о Егорове из Новосибирска, по кличке Чалдон, с которым должны были встретиться вчера в девять утра?

— О нем, о нем!

— Какое отношение он имеет к Иркутовой?

— Я же говорю — любовь! Девчонка кого-то задавила. Егоров слезно молил ее выручить. Я поговорил за него с лейтенантом. Или теперь ходатаев по любовным делам тоже отправляют на казенную квартиру?

— А глаза Мозарину вы засыпали тоже как ходатай? — спросил майор. — Где достали порошок?

— Чалдон принес.

— А кто ударил лейтенанта по голове?

— Гражданин начальник, я только угостил лейтенанта порошком — и ходу!

— А Егоров был на даче?

— Нет. Зачем нам третий лишний?

— А для чего вы увезли Иркутову в лесную сторожку?

— Чалдон велел! И она сама охотно поехала, сама машину вела.

— А чего же вы так долго ждали в лесной сторожке?

— А куда мне было девать ее? Он собирался увезти девицу, а не явился.

— Зачем вы лжете? Вы привезли Иркутову в сторожку, чтобы покончить с ней!

— Я на мокрые дела никогда не ходил и не пойду!

— Это, пожалуй, правда. Убить должен был Чалдон, а он не приехал. Вы дали девушке снотворное, чтобы она не вздумала шуметь до приезда Егорова. Но он был арестован. Вот вы и решили увезти девушку подальше. Куда вы ее везли?

— Никуда!

— Куда, Шмидт?

— Гражданин начальник, никуда! Думал бросить ее на дороге, где поглуше, и смыться.

— Револьвер вам тоже Егоров дал?

— Да я его случайно нашел. Хлам, только гвозди забивать.

— Не лгите! Отличный пистолет системы Вальтер. Ну а все-таки: куда вы ее хотели завезти?

— К Чалдону… Тьфу!

— Это верно, к Егорову. Чтобы он разделался с ней?

— На характер берете, гражданин начальник? Никуда я не хотел ее везти. Просто сам решил удрать от нее в лесу. А за Чалдона я не ответчик.

— Что ж, спросим и его.

— Чалдона голыми руками не возьмете!..

Градов спросил милиционера, не сможет ли тот приблизительно определить, где мог скрываться Егоров. Известно, что Шмидт приказал Иркутовой, не доезжая моста, повернуть машину вправо. Милиционер, хорошо знавший местность, после короткого раздумья предположил, что Егоров скрывался или на краю пустыря, за лесом, в одной из избушек огородных сторожей, или немного дальше — На стройке, в каком-нибудь бараке. Майор вызвал оперативного сотрудника, который уже дважды вел следствие по делам Егорова, и приказал ему отправиться вместе с милиционером на розыски логова преступника. Когда сотрудник вышел, Градов достал из шкафа шляпу, велел Шмидту надеть ее и отойти к стене. Потом он нажал кнопку звонка. И Корнева впустила в кабинет Леню Ильина.

Мальчик остановился, посмотрел на Шмидта, попросил Градова, чтоб тот велел преступнику поглубже надвинуть шляпу. Он прошелся по комнате, косясь на Шмидта, и наконец с явным сожалением проговорил:

— Не этот, товарищ Градов…

Взглянув на настольные часы, майор вызвал секретаршу.

— Товарищ Байкова! Если того человека привели, пусть войдет.

Через минуту милиционер ввел в кабинет мнимого Грунина. Он был возбужден, и, когда заговорил, голос его дрожал от притворного негодования.

— Я требую, чтобы меня немедленно освободили, иначе…

Тут его взгляд упал на Шмидта, стоявшего у стены со шляпой в руке, и он не закончил фразы.

— Признайтесь, Егоров, — сказал Градов, — что вы проникли вместе со Шмидтом на дачу артиста Миронова и ударили лейтенанта Мозарина по голове. Потом от его имени вызвали туда Иркутову.

— На даче не был, лейтенанта не ударял, Иркутову не вызывал!

Майор обратился к Шмидту, не спускающему глаз со своего главаря.

— Вы разговаривали с Мозариным, сидя за столом?

— Да!

— Мозарин сидел повернувшись боком к шкафу?

— Да, так.

— А в этом шкафу притаился Егоров?

— Я не видел!

— Тут и видеть нечего! — Майор вынул из ящика стола заключение эксперта. — Вот: песок, глина, найденные на нижней доске шкафа, тождественны с песком и глиной, которые сняты с подошв ботинок Егорова. Это — научное доказательство, оно неоспоримо!