— Но как же?.. — спросила она.

А он, Муми-тролль, помахал ей рукой и пошел, Одинокий, по скалам в Непогоду. Удаляясь, он становился все меньше и меньше… Все на берегу были поражены, они говорили друг другу…

Но тут Муми-тролль заснул. Он вздохнул, счастливый, и, свернувшись под теплым красным одеялом, погрузился в сон.

— А где настенный календарь? — спросил папа. — Мне нужно сделать отметки, это важно.

— Для чего? — спросила малышка Мю, влезая в окно.

— Должны же мы знать, какой сегодня день, — объяснил папа. — Стенные часы мы, к сожалению, не захватили. Но не знать, какой сегодня день, воскресенье или среда, просто невозможно. Так просто нельзя жить.

Малышка Мю втянула воздух носом и выдохнула его сквозь зубы как-то особенно зловеще, что означало: «Я-никогда-не-слыхала-подобной-глупости-за-всю-свою-жизнь».

Папа понял, что она этим хотела сказать, и сильно рассердился, но тут Муми-тролль признался:

— Я ненадолго одолжил его.

— Есть вещи, имеющие особую важность на пустынном острове, — сказал папа. — В частности, наблюдения, которые необходимо заносить в судовой журнал. Нужно наблюдать за всем. Так что изволь немедленно повесить календарь на место.

— Ладно, ладно, ладно, — угрюмо ответил сын.

Он залпом выпил кофе и, спустившись по винтовой лестнице, окунулся в прохладный воздух осеннего утра. Земля еще была окутана туманом. Маяк выделялся на фоне этой серой пелены, как огромный столб. Не видно было, где он кончается. Наверху был лишь волнистый, колышущийся туман, а там, внутри маяка, сидела семья муми-троллей, которая ничего не могла понять. Он был злой и невыспавшийся, ему вовсе не было дела ни до Морры, ни до Морских лошадок, ни до родителей. Сейчас.

Спустившись под горку, он окончательно проснулся. Ага, можно было догадаться. Изо всех мест Морра выбрала мамин садик и сидела там. Надеюсь, она сидит не больше часа. Но роза совсем потемнела, стала коричневой. На мгновение совесть Муми-тролля проснулась и взмахнула хвостом, но потом на него снова напали злость и сонливость. Ах эти папы! Настенный календарь ему понадобился! Заметки на полях! Разве могут старые тролли понять, что образ Морской лошадки — это образ Красоты, который может увидеть только он.

Муми-тролль заполз в чащобу и снял с ветки настенный календарь, сильно покоробившийся от сырости. Он отбросил в сторону рамку из увядших цветов, сел и задумался, уставившись в одну точку. В голове у него роилась масса неясных мыслей.

И внезапно его осенило: «Я перееду сюда. Пусть себе живут отдельно в старом маяке с ужасной лестницей и считают дни».

Это была мятежная мысль, новая, увлекательная. Она изменила все, очертила большой замкнутый круг, пространство одиночества, грусти и неизведанных возможностей.

Когда он вернулся домой, ноги у него занемели, он продрог. Он поставил календарь обратно на комод. Папа тут же подошел и поставил на верхнем уголке календаря крестик.

Муми-тролль набрался храбрости и выпалил:

— Я думаю пожить один где-нибудь на острове.

— На острове? Ладно, — рассеянно ответила мама. Она сидела у окна, выходящего на север, и рисовала цветущую веточку. — Хорошо. Возьми, как обычно, спальный мешок.

Она рисовала жимолость, красивую, с затейливыми листочками. Мама надеялась, что помнит точно, как выглядят эти цветы. Жимолость не может расти у моря, ей нужно тепло и защита от ветра.

— Мама, — сказал Муми-тролль, и в горле у него пересохло. — Это не как обычно.

Но мама не слышала его, она только что-то одобрительно пробормотала и продолжала рисовать.

Папа стоял и считал свои крестики. Он не вполне был уверен в пятнице. В тот день он поставил два крестика, потому что в четверг не поставил ни одного. Что-то тогда помешало ему, и теперь это вызывало неуверенность. Что он делал в этот день? В его памяти все смешалось, все дни слились, как блуждание по берегу острова: все идешь и идешь и никогда не дойдешь до цели.

— Хорошо, — сказал Муми-тролль, — я возьму спальный мешок и штормовой фонарь.

За окнами клубился и уползал туман, казалось, что комната уплывает вместе с ним.

— Мне надо еще немного краски, — сказала мама самой себе.

Она позволила жимолости подняться с окна на белую стену, и ветка дерзко распустила на ней большой, тщательно вырисованный цветок.

Однажды ночью перед самым рассветом маму разбудила тишина вокруг маяка, ветер внезапно утих, как это бывает при перемене его направления.

Она долго лежала, прислушиваясь.

Где-то далеко в темноте над морем медленно задул новый ветер. Мама слышала его приближение, казалось, он шел по воде, шума волн не было слышно, она различала лишь свист ветра. Он все время крепчал, и вот он достиг острова. Ставни открытого окна, подпертые крючками, слегка зашевелились.

Мама почувствовала себя совсем маленькой. Она зарылась мордочкой в подушку и попыталась думать… ну, к примеру, о яблоне. Но вместо этого перед глазами у нее было лишь море и бушующие над ним ветры, море, вышедшее из берегов и захлестнувшее остров, когда погас свет, море и только море, взявшее в плен берег, остров и их дом. Ей казалось, будто весь мир — это блестящая и скользящая вода и что их комната тоже медленно плывет.

Подумать только, а вдруг их остров сорвется с места и наутро будет плыть где-то за лодочной пристанью? Вдруг он поплывет дальше и будет странствовать по морю много лет, покуда не наткнется на край света, как кофейная чашка на край скользкого подноса?..

«Это понравилось бы Мю, — хихикнув, подумала мама. — Интересно, где она спит по ночам?.. И где спит Муми-тролль?.. Жаль, что мамам нельзя уходить из дома, когда им вздумается, и спать не дома. Мамам иногда это в особенности нужно». Она, как всегда, нежно и рассеянно пожелала ему в душе всяческого благополучия. А Муми-тролль, лежа на своей лесной полянке, почувствовал это и приветливо помахал ей в ответ хвостом.

Ночь была безлунная и очень темная.

Никто не думал о переселении Муми-тролля, и он сам не знал, радует это его или огорчает.

Каждый вечер мама зажигала на столе две свечи и давала ему с собой штормовой фонарь. Папа говорил для порядка:

— Только не устраивай пожар в ельнике и не забывай гасить фонарь перед сном.

Вечно одно и то же. Они так ничего и не поняли.

Муми-тролль прислушался к новому ветру и подумал: «Луна на исходе. Морская лошадка придет не скоро».