Для него это было скорее облегчение, чем разочарование. Ему только хотелось представлять себе их приятную встречу и красивые слова, вспоминать, как она хороша… И теперь ему не надо больше сердиться на Морру. Она может смотреть на фонарь, сколько ей вздумается. Муми-тролль говорил себе, что спускался по ночам на песчаную отмель из практических соображений — чтобы помешать Морре подниматься к маяку и замораживать мамины розы. Чтобы семья не увидела ее. И наконец, для того, чтобы не слушать ее вой. Только и всего.

Каждую ночь Муми-тролль ставил зажженный фонарь на песок и стоял, ожидая, покуда Морра вдоволь наглядится на огонь.

Она устроила из этого целую церемонию. Недолго поглядев на фонарь, она начинала петь. Вернее, она думала, что поет. Это было какое-то вытье — тонкий пронзительный вой, который проникал повсюду, казалось, он звучит прямо в голове и в животе. Одновременно она медленно и тяжело раскачивалась взад-вперед и размахивала юбками, похожими на сухие морщинистые крылья летучей мыши. Морра танцевала! А остров волновался все сильнее. Деревья шептались и дрожали, по воронике волнами пробегала дрожь. Дикий овес на берегу шелестел и стлался по земле, пытаясь вырваться с корнями и улететь. И как раз в эту ночь Муми-тролль увидел кое-что, испугавшее его.

Начал двигаться песок. Муми-тролль отчетливо увидел: песок двинулся с того места, где сидела Морра. Он струился и как-то пугливо сверкал, высыпаясь из-под ее лап, топтавших землю и превращавших ее в лед.

Тогда Муми-тролль схватил фонарь и бросился сломя голову в свою чащобу через запасной ход. Он нырнул в спальный мешок, застегнул молнию и попытался уснуть. Но как ни старался зажмуривать глаза, он видел песок, упрямо ползущий к воде.

На следующий день мама вырыла четыре куста дикого шиповника из твердого песчаного грунта. Эти кусты с пугающим усердием пустили извилистые корни между камнями и услужливо расстелили ковром свои листья.

Мама считала, что алый шиповник на фоне серых скал — изумительно красиво, но в ее коричневом садике он, пожалуй, выглядел как-то не так. Кусты стояли, вытянувшись в ряд, и вид у них был тревожный. Мама подсыпала им по горсточке земли, привезенной из дома, полила их и села, чтобы побыть с ними немного.

И тут примчался, тяжело топая, папа. Глаза у него потемнели от волнения.

— Черное Око! — крикнул он. — Оно дышит! Идем скорее, сама увидишь!

Он повернулся и побежал, а мама вскочила и побежала за ним, ничего не понимая.

Но папа был прав. Темная поверхность воды медленно поднималась и опускалась, словно глубоко вздыхая. Око дышало!

Малышка Мю бегом спустилась с холма.

— Ясное дело, — сказала она. — Так оно и есть. Остров ожил! Я давно этого ждала.

— Не болтай ерунды, — ответил папа. — Остров не может ожить. Вот море — живое…

Он помолчал и обеими лапами обхватил голову.

— Что с тобой? — с тревогой спросила мама.

— Сам не знаю, — ответил папа. — Я еще не решил точно… У меня была одна мысль, но она ускользнула от меня.

Он взял тетрадь в клеенчатой обложке и, наморщив лоб, пошел вверх по склону.

Мама неодобрительно взглянула на Черное Око.

— Я думаю, что теперь самое время совершить приятную, обстоятельную прогулку. С корзиной провизии для пикника.

Она направилась прямиком к маяку, чтобы подготовиться.

Мама уложила все, что нужно для пикника, отворила окно и ударила в гонг. Она стояла и смотрела, как все спешили к ней, и вовсе не испытывала угрызений совести, хотя и знала: удар гонга на острове означал сигнал тревоги.

Папа и Муми-тролль, похожие на большие груши, стояли внизу, задрав мордочки.

Мама уперлась лапами в подоконник и выглянула в окно.

— Не волнуйтесь! — весело крикнула она. — Пожара нет. Просто мы сейчас же отправимся на прогулку и устроим пикник.

— На прогулку? — воскликнул папа. — Как ты можешь?..

— Нам грозит беда! — крикнула мама. — Если мы сейчас же не отправимся на прогулку, нам всем будет плохо!

И они отправились на морскую прогулку. Вся семья с большим трудом вытащила «Приключение» из Черного Ока. Они поплыли навстречу ветру и непогоде к самому большому скалистому островку на северо-западе и, дрожа, расположились на мокрых камнях. Мама соорудила плиту между камней и стала варить кофе, как это делали все женщины в старые времена. На каждый угол скатерти положили по камню, поставили масленку с крышкой, кружки, вынули купальные халаты, пестрые, как яркие цветы на скалах, и, конечно, зонт от солнца. Когда кофе был готов, стал моросить дождь.

Мама была в отличном настроении, она все время болтала о всяких будничных пустяках, рылась в корзинке, приготовляла бутерброды. В первый раз она захватила с собой сумочку.

Островок, на который они приплыли, был маленький и совершенно голый, без единой травинки, даже водоросли и плавник соскальзывали с него, это была просто серая скала, торчавшая из воды.

Когда они сидели там и пили кофе, у них вдруг возникло такое чувство, будто все наладилось. Они начали говорить обо всем, что приходило им в голову, но только не о море и только не о Долине муми-троллей.

Отсюда остров с огромным маяком, серый от дождя, далекий, как тень, казался чужим.

После кофепития мама вымыла кружки и сложила все обратно в корзину. Папа спустился к воде и понюхал ветер, а потом сказал:

— Думаю, пора нам домой, пока он не усилился.

Он всегда так говорил во время морских прогулок. Они сели в лодку, малышка Мю примостилась на носу. Возвращались они с попутным ветром.

«Приключение» вытащили на берег.

Вернувшись домой, они почувствовали, что остров как-то изменился, хотя и не поняли, в чем заключается эта перемена, и не сказали друг другу об этом ни слова. Видно, это было потому, что они отсюда ненадолго уехали, а после вернулись. Они прошли прямо на маяк. В этот вечер они разгадывали головоломки, а папа прибил возле плиты маленькую полку.

Эта прогулка была, наверное, полезна для семьи, но мама загрустила. Ночью ей приснилось, что они поплыли на остров хатифнаттов у родного берега, теплый, приветливый летний остров. Когда она проснулась, ей стало грустно.

После завтрака она сидела за столом и смотрела на ветку жимолости, выросшую из подоконника. От чернильного карандаша остался один огрызок, который был нужен папе, чтобы отмечать крестиками дни в календаре и делать записи в тетради в клеенчатой обложке.

Мама встала, поднялась на чердак и принесла оттуда три мешочка с краской: коричневой для сетей, банку суриковой для лодок, немного черной на саже и две старые кисти.

Потом начала рисовать цветы на стенах. Они получились крупные и яркие, ведь она рисовала большими кистями. Краска для сетей быстро впитывалась в известку и становилась густой и прозрачной. Ах, как это было красиво! Рисовать в сто раз приятнее, чем пилить дрова. На стене распускался один цветок за другим: розы, ноготки, маргаритки, пионы… Маме было почти страшно, что она умела так красиво рисовать. Внизу, у пола, она нарисовала высокую, колышущуюся под ветром траву. Ей хотелось вверху нарисовать солнце, но у нее не было желтой краски. Пришлось от этой мысли отказаться.