того, чтобы диктовать свою политическую волю в переговорах о вооружениях и другими способами, короче говоря, как серьезный американский политический военный вызов, а не прямую угрозу военного нападения. Действительно, разница между Огарковым и министром обороны Устиновым стала очевидной к середине 1981 года. Огарков продолжал подчеркивать угрозу и необходимость наращивания военной мощи.

 

Советский потенциал для обеспечения сдерживания и удовлетворения непременных требований военного времени в затяжной ядерной или неядерной войне, пока он не был внезапно освобожден от своей должности примерно три года спустя.

В период с лета 1981 года по начало 1983 года министр обороны маршал Д.Ф. Устинов и четыре его заместителя - маршал Н.Ф. Огарков, маршал С.Л. Соколов, маршал В.Г. Куликов и генерал армии А.А. Епишев - опубликовали по брошюре (в серии под рубрикой "Выполнение решений XXVI съезда КПСС"), выпущенной Военным издательством Министерства обороны тиражом 100 000 экземпляров каждая. Хотя названия и содержание отражали общие обязанности каждого из них, в целом они представляли собой крупный военный "шаг" для ответа на возросшую американскую военную угрозу.

В течение всего года военные руководители лояльно поддерживали продолжающиеся инициативы по контролю над вооружениями, включая спорное решение об одностороннем отказе от применения ядерного оружия первыми. Но было много признаков беспокойства по поводу продолжения реализации СССР военной программы в рамках одиннадцатого пятилетнего плана, который был составлен, когда советские руководители верили, что Договор SALT II обеспечит надежные параметры для сил двух сторон и что начнется серьезный процесс ограничения и сокращения стратегических вооружений.

Маршал Огарков и другие военные руководители прекрасно понимали, что существуют конкурирующие потребности в экономических инвестициях и ограничения на доступность ресурсов для удовлетворения ненасытных потребностей в хеджировании на случай возможных затяжных ядерных и неядерных войн. Тем не менее, точка зрения военных планировщиков должна была отличаться от точки зрения Брежнева и его коллег по Совету обороны и Политбюро, у которых было множество других экономических и политических соображений, не менее важных.

 

Некоторые военные руководители, в частности маршал Огарков, были обеспокоены не только наращиванием американского военного потенциала, но и отказом США от разрядки и переговоров по стратегическим вооружениям после того, как в 1970-х годах они заставили себя, а также советское военное ведомство и планирование принять военную разрядку и контроль над вооружениями. В начале 1980-х годов их еще больше беспокоила неготовность Брежнева, Устинова и советского руководства в целом к принятию новых мер по повышению военной готовности и наращиванию вооружений, которые они теперь считали необходимыми.

Разработка и обнародование в 1982 году нового американского руководства по обороне и других документов по стратегической политике, описанных в главе 1, усугубило проблему в Москве. Однако, по сути, реальная проблема для Советов заключалась в том, что, свернув в конце 1970-х годов с линии тренда своих собственных военных инвестиций, они теперь столкнулись с американским ростом военных расходов, сопровождаемым уверенными заявлениями Америки о намерениях вести переговоры и, что более туманно, но зловеще, действовать с позиций превосходящей силы.

Снова в годовщину победы в Европе во Второй мировой войне, в мае 1982 года, маршал Огарков занял более жесткую позицию, чем его начальник, министр обороны Устинов. Оба чиновника нападали на американскую цель завоевания военного превосходства, но Огарков снова выделил как "особо опасную тенденцию в действиях американского империализма" то, что он снова назвал "прямой материальной подготовкой к новой войне". И в заключение он вновь подчеркнул "необходимость" "сделать все для укрепления обороноспособности" Советского Союза. Устинов, однако, подчеркнул, что Советский Союз не позволит Соединенным Штатам добиться превосходства, что мощь советской обороны "сдерживает империалистических агрессоров" и что Коммунистическая партия "намерена и в будущем не ослаблять своей заботы о повышении обороноспособности нашей страны". Огарков был близок к тому, чтобы сказать, что существующая потребность в укреплении обороноспособности еще не удовлетворена; Устинов заверил своих читателей, что эта потребность была удовлетворена и будет удовлетворяться Коммунистической партией.

 

27 октября 1982 года, в свой последний крупный политический акт, Брежнев и другие члены Политбюро Совета обороны встретились в Кремле с беспрецедентным собранием нескольких сотен ведущих командных кадров советских вооруженных сил.62 Брежнев начал свое выступление со слов о том, что он принял приглашение Устинова на эту встречу, и в других частях речи особо благосклонно отозвался об Устинове, "нашем боевом товарище" (который, по его словам, "постоянно докладывает мне о состоянии наших вооруженных сил"). Он также подчеркнул свое собственное внимание к военным вопросам: "Что касается меня, то я тоже постоянно занят вопросами укрепления армии и флота, исполняя, так сказать, свой служебный долг, и знаю, как у вас идут дела "63.

В начале своего выступления Брежнев отметил, что прошло два года после Двадцать шестого съезда партии, и заявил, что "опыт подтвердил правильность оценок и выводов съезда, дальновидность принятых им решений", отметив при этом, что "появляются и новые вопросы, которые надо решать безотлагательно". Он повторил ранее прозвучавшую на съезде тему о столкновении двух линий в мире: линии углубления напряженности и поиска военного превосходства и линии разрядки. Он пошел дальше, определив первую как линию, проводимую "Соединенными Штатами и теми, кто идет с ними"; на конгрессе он говорил о "двух тенденциях" и, хотя подразумевал американскую поддержку первой, не называл так прямо американское руководство приверженцем этого курса. Затем он решительно подтвердил советскую позицию, несмотря на обострение конфликта. "Наша линия, - подчеркнул Брежнев, - на разрядку и укрепление международной безопасности.

Брежнев ясно дал понять, что продолжает делать ставку на разрядку и оборону. "Международная обстановка настоятельно требует от нас удвоения или утроения усилий в борьбе за сохранение мира, за уменьшение нависшей над человечеством опасности ядерной войны". В то же время, подчеркнул он, "мы также обязаны неустанно укреплять оборону страны и сохранять величайшую бдительность". Брежнев не преуменьшал характер угрозы. Он охарактеризовал американскую политику при администрации Рейгана, как ее оценил Центральный Комитет: "Правящие круги Соединенных Штатов Америки развернули политическое, идеологическое и экономическое наступление на социализм и довели интенсивность своих военных приготовлений до беспрецедентного уровня". Он видел последствия этой политики Рейгана как для советской дипломатии, так и для военной политики. Он отметил, что "авантюризм" и "эгоизм" американской политики вызвали озабоченность "во многих странах, в том числе и в союзных с США". В этой ситуации, - подчеркнул он, - очень важно, конечно, как складываются наши отношения с другими странами.      как складываются наши отношения с другими странами. Не менее значимыми являются наши отношения с Китаем". Но, будучи осторожным, он все же не терял надежды, говоря, что