Я счастливо рассмеялся – она влюбилась в меня до безумия, и только собственные предрассудки по-прежнему держали ее в собственной же клетке. Так-то, искал сложности вещей, а истина передо мной легла совсем простая! Я сложил ларцы, как они были, и тихонько покинул комнату, плотно прихлопнув дверь. Я уже узнал все, что мне было нужно, а дальнейшее проявление интереса к ее вещам могло сыграть против меня – Мулан была очень наблюдательна и могла понять, что в ее отсутствие комнату навещали.

Я постучал в комнату Галлахера – и в ответ услышал лишь храп. Приоткрыв дверь, я увидел его валявшимся на кровати в чем мать родила. Он спал, обхватив ручищами лежавшую рядом с ним Велму, одну из самых известных портовых проституток, чье тоже обнаженное тело было покрыто жирными складками. Ее мятая одежда валялась по всему полу вперемежку с пустыми бутылками из-под джина.

С отвращением прошел я мимо них и, неслышно положив ключи на стол, хотел уже было выйти, но тут услышал в коридоре быстрые и легкие шаги. Это возвращалась с выступления Мулан – вовремя же я успел, что-то быстро она сегодня закончила! Может, почувствовала что-то? В приоткрытую дверь я мельком увидел ее бледное, напудренное лицо с подведенными бровями. Она выглядела несколько подавленной и была чем-то явно расстроена – теперь-то я уже точно мог назвать причину: она наверняка заметила мое отсутствие на сегодняшнем представлении. Я непроизвольно отпрянул от дверной щели, опасаясь, что она заметит меня, но внутренне все так и дернулось во мне. Услышав, как закрылась дверь в ее комнату, я выскользнул в коридор и начал спускаться вниз по лестнице, когда раздавшийся снизу крик заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Кричал сначала кто-то один, потом к нему присоединились еще несколько – сомнения не было, кричали с кухни и там произошло нечто серьезное.

Внизу появился запыхавшийся повар и, оттолкнув меня с дороги, стремительно взлетел вверх по лестнице и через минуту уже барабанил в дверь Галлахера. Я услышал его сбивчивый, взволнованный голос, в ответ раздался целый град непристойной ругани – видать Роджер со сна не сразу сообразил, что что-то произошло. Но уже через пару секунд повар снова пролетел мимо меня, уже спускаясь вниз, следом за ним несся Галлахер, растрепанный и взлохмаченный. Оба нырнули в кухню. Хорошо, что я уже успел спуститься, иначе они сшибли бы меня с ног.

– Тащите холодную воду и тряпки! – орал Галлахер снизу. – Идиоты проклятые! Компресс нужен! Эй, ты, быстро за доктором! Сюда кладите ее, аккуратно, черт бы вас всех подрал!

Я стоял на месте, слушая доносившийся шум, а когда в проеме кухонной двери появился поваренок, я схватил его за воротник:

– Эй, парень, что случилось?

– Дженни обварилась! – крикнул он. – Была пьяная и упала, вылила весь чан на себя!

Он вырвался и опрометью выскочил на улицу – ему предстояло бегом нестись по меньшей мере с два квартала. Я закрыл глаза, обхватив руками голову, и прислонился спиной к стене: принесенный мной херес сыграл свою злую роль. Конечно, это рано или поздно должно было произойти – старый враг алкоголь до добра еще никого не доводил, но чтобы именно после сегодняшнего!.. Черт знает что такое! Выйдя к черному ходу, я угрюмо закурил трубку, даже не осознавая, насколько выгодным потом для меня окажется это стечение обстоятельств.

Через полчаса приехал доктор Самюэль Флаттер, который сразу спустился на кухню. Через пару минут несколько дюжих мужчин, в том числе и сам Галлахер, с трудом вынесли из узкой двери грузное, безвольное тело Дженни, сплошь покрытое повязками, и понесли ее по узкой лестнице к черному ходу.

– Что с ней? – спросил я у озабоченного доктора, вышедшего следом и вытиравшего на ходу руки. – Как она?

– Ожоги второй степени, процентов девяносто по всему телу, – ответил тот. – Тяжелая очень. Боюсь, что не протянет до утра…

Я посторонился, пропуская его, и через несколько минут вновь отошел в сторону, пропуская возвращавшегося Галлахера.

– Проклятье! – пробормотал он, глядя на меня. – Сколько раз я ей говорил, чтобы пьяной на кухне не болталась! Теперь еще шериф припрется, а тут только его для полного счастья мне и не хватало.

Похоже, что только последнее обстоятельство расстроило его больше всего – одним махом он откупорил целую бутылку рома и тут же на лестнице опорожнил ее. Махнул рукой и, швырнув опустевшую тару вниз, пошатываясь, вновь побрел к себе…

Мулан немедленно донесли о случившимся, и я, издали слушая сбивчивый рассказ поваренка, постучавшего к ней в дверь, не мог не поразиться тому, что это событие не вызвало у нее никаких эмоций. Она только молча закрыла дверь и через полчаса уже спускалась вниз по лестнице. Я немедленно выскочил следом за ней:

– Мулан, подождите!

Она медленно обернулась.

– Стойте, – я схватил ее за руку. – Вам нельзя ехать одной. Я поеду с вами – госпиталь слишком далеко. Возможно, вам нужна будет моя помощь…

– Оставьте меня, сэр, – ледяным тоном произнесла она в ответ. – Я справлюсь сама…

И, вырвав руку, пошла вниз. Я последовал за ней и, остановив на улице первого же извозчика, приказал китаянке:

– Садитесь! Сейчас дорога каждая минута!

Подсадил ее на ступеньку, кинул извозчику шиллинг, и, крикнув: «В госпиталь Святой Марии!», хлопнул ладонью лошадь по крупу…

С неба моросил мелкий, холодный дождь, а я стоял как был, без шляпы и верхней одежды, глядя вслед удаляющейся повозке. С каким-то непонятным чувством недоумения я честно признался себе, что в некоторой степени даже завидовал обожженной и умирающей Дженни. Когда видишь такую необычайную, в некоторой степени даже фанатическую преданность дружбе, то поневоле и сам хочешь, чтобы и тебе передали хоть чуточку той душевной, ласковой теплоты…

Я даже не услышал, как позади возник Галлахер. Он остановился рядом со мной, и на лице его застыло озабоченное выражение.

– Проклятый шериф мне голову проест, – сказал он. – Еще убийство заподозрит. Не волнуйся, Ричи, девчонка с характером. Если что-то не захочет делать, то пиши пропало, не заставишь. Хоть башку ей руби! Главное, сейчас оставь ее в покое, а там все наладится. Видишь, даже я не трогаю ее в такие минуты…

– Как бы оно через неделю не наладилось, – буркнул я. – А то как раз вместо своих пятнадцати десять получишь…

На это он захохотал, трясясь всем телом, и, нагнувшись к самому моему уху, прошипел, обдавая меня перегаром:

– Ричард, молодчина! Ловко ты подпоил старуху! Браво! Одного друга ты уже убрал. Ну, понял, куда клоню?! То-то! Наше дело будет, наше!

И, потрепав меня по плечу, он развернулся и пошел в зал. Обещанные ему дополнительные пять процентов произвели в нем волшебную перемену, он теперь втайне старался подыграть мне.

С неимоверным отвращением посмотрел я ему вслед – его волновала только собственная шкура. Хорошо, что слово берегового братства имело значительно больший вес, чем вышеупомянутый предмет, иначе он не раздумывая отрубил бы мне голову, дай кто-то за нее более высокую цену.