— Папа умер, — сказала я, не предполагая, что мой голос сильно изменится, но Блейк сел.

— Когда это случилось?

— Когда мне было четырнадцать лет. Десять лет назад. Боже, а кажется, так недавно.

— Как он умер?

Я привыкла объяснять, как это случилось, не поддаваясь эмоциям.

— Автокатастрофа. Это произошло уже после их развода. Он жил в Бристоле и ехал повидаться со мной и… в общем, это был просто глупый несчастный случай.

«Никакое не самоубийство. Что бы ни думали люди».

— Вам тяжело, наверное, пришлось.

Я отделалась невнятным междометием, не глядя на Блейка.

— Дома стало совсем плохо. После развода мама оказалась не в самом лучшем состоянии, поэтому я и живу с ней. Когда папа погиб… — я сглотнула, — ее положили на время в больницу. Она не могла сама справиться.

И даже хуже. От горя у нее развился психоз… причем в опасной форме, она была не в себе. Ее поместили в психиатрическую клинику на принудительное лечение ради ее и моей безопасности, и тетя Люси явилась, как ангел, и на несколько месяцев увезла меня в Манчестер. Я писала маме каждый день, но не получила в ответ ни одного слова.

— Когда она вышла из больницы, нервы у нее все равно были никудышные, честно говоря. Она так никогда по-настоящему и не оправилась. Нас только двое, поэтому я за ней присматриваю. Самое малое, что я могу сделать.

— Знаете, в случившемся с вашим отцом, — он коснулся моей лодыжки, — не было вашей вины.

— А разве я говорила это? — Мой голос прозвучал резко, много лет я вынуждена была терпеть мамины обвинения. — Я знаю, ему просто не повезло. Этого могло и не случиться, но произошло. И невозможно было представить, что мама примет это так близко к сердцу, учитывая их развод за два года до этого. Но она была в отчаянии.

— Может, она все еще его любила. Как они расстались?

— Папа ушел. Но она заставила его уйти. — Я покачала головой. — Я слышала, как она с ним разговаривала. Слышала, что она о нем говорила. Она его ненавидела.

— Она сняла обручальное кольцо?

— Что?

— Она перестала носить его после развода?

— Нет. Вообще-то она до сих пор его носит.

Блейк пожал плечами.

— Значит, она до сих пор его любит.

Я несколько секунд размышляла над этим, не желая в чем-либо отдать маме должное. Но может, в его словах и был какой-то смысл. И впервые за многие годы я искренне пожалела свою мать: она вовсе не хотела, чтобы ее жизнь сложилась так, как сложилась, — которая не смогла справиться с обрушившимися на нее страшными ударами; она просто хотела, чтобы мир оставил ее в покое.

Блейк снова лег на спину и закрыл глаза. Лодыжку покалывало в том месте, где он коснулся ее рукой. Не отдавая себе отчета, даже не думая произнести это вслух, я выпалила:

— А почему у вас нет девушки?

Повернув ко мне голову, он посмотрел на меня и улыбнулся.

— У меня же ненормированный рабочий день. Им это не нравится.

— Да, конечно. — Более вероятно, что это он производит отбор, у него не могло быть недостатка в жаждущих кандидатках. А вот у меня самоуважения больше. Я не встану в очередь. — Кстати о работе: мне лучше вернуться. Дженет будет бушевать.

Я ожидала, что он рассмеется, но ошиблась. Блейк нахмурился, потом сел.

— Сара… насчет этого дела. Пообещайте мне быть осторожнее. Дайте слово держаться в стороне от расследования.

Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо.

— Что вы имеете в виду?

— Знаете, вы хороший человек. Вы ко всему относитесь ответственно, даже когда и не надо. Но в это… в это вам лучше не вмешиваться.

— Не знаю, о чем вы говорите.

Я принялась складывать обертки от сандвичей, чтобы чем-то себя занять.

— Послушайте, вы нам очень помогли. Вы держались просто молодцом. Но с самого начала вы слишком тесно оказались связаны с этим делом. Вы мне нравитесь, Сара, и я не хочу, чтобы вы пострадали.

Отчасти я была раздражена, отчасти заинтригована, пытаясь понять, что он подразумевал под словами, что я ему нравлюсь. Нравлюсь или просто нравлюсь? Я выбросила этот вопрос из головы и заставила себя сосредоточиться.

— Как я могу пострадать?

— Самым невероятным образом. — Блейк теперь встал, возвышаясь надо мной. Солнце светило ему в спину, и он казался черным силуэтом на фоне яркого неба. Выражения его лица я не видела. — В таком деле, как это, рано или поздно виновный находится. Пока еще тихо, но если в ближайшее время мы не получим никаких результатов, люди начнут задавать вопросы, вычисляя, кто знал о происходящем. Поверьте мне, вам не захочется известности, когда они станут доискиваться.

— Думаю, вряд ли это возможно.

— Я был свидетелем подобных случаев, — сказал Блейк. — Просто возвращайтесь к своим занятиям, Сара. Не пытайтесь выполнить за нас нашу работу и не подвергайте себя опасности.

Я смотрела на него в оцепенении. Внезапно смешавшись, он посмотрел на часы.

— Мне, пожалуй, пора. Спасибо за совместный ленч.

Я смотрела, как он с опущенной головой идет прочь по лужайке. Горло саднило, будто я собралась заплакать, а в душе закипала злость. В конце концов, это он нашел меня. Я всего лишь пыталась помочь Шефердам, когда разговаривала с Рейчел. Неужели я причинила какой-то вред, желая сделать то, что было в моих силах?

Поскольку слушать мои остающиеся без ответа аргументы оказалось некому, я постепенно успокоилась и поднялась. Когда я закончила собирать мусор, не осталось и следа нашего пребывания здесь, кроме примятой травы.

Я ошиблась, посчитав, будто мое недавнее сочувствие к матери переживет реальное столкновение с ней лицом к лицу. Я не пробыла дома и двух минут, как жалость поблекла и умерла.

Домой я вернулась вспотевшая, разгоряченная и усталая, и на меня тут же пахнуло спертым воздухом и проплесневевшей тканью — фирменным ароматом нашего дома. Давно уже тут не пахло свежим хлебом или поджаренным кофе. Сидя на диване, мама листала большой альбом для вырезок в дерматиновом переплете, который я немедленно узнала.

Альбомы для вырезок появились по предложению бабушки. После исчезновения Чарли она не одну неделю, не один месяц провела, перебирая стопки газет и вырезая любое упоминание о нем, какое могла найти. В этом была какая-то извращенная гордость, словно это являлось выдающимся достижением Чарли, которое оказалось необходимым увековечить, как спортивное мастерство или отличие в учебе. Я так и не поняла, с чего она решила, будто это поможет. Мама унаследовала их после смерти бабушки: три тяжеленных альбома, которые потрескивали, когда переворачивали их задубевшие от клея страницы. Я много раз их видела, но никогда в них не заглядывала. Во-первых, не хотела, а во-вторых, мама берегла их как зеницу ока. Прятала в потайное место — у себя под кроватью, как подозревала я, но так никогда и не удосужилась в этом убедиться. Недавние события, видимо, побудили ее достать их, чтобы с мучительным наслаждением снова поворошить прошлое.