— Господин гневаться изволят…

Вот и знакомые ступеньки. Повелительный голос Властелина:

— Старик, я забыл твое имя…

Знакомый дребезжащий баритон:

— Цесариус, ваше величество.

— Цесариус, вылечи ее и проси чего хочешь.

Дверь… Вторая. Звон сдвигаемой в сторону посуды.

— Кладите сюда, ваше величество. Мне требуется осмотреть повреждения.

Твердая поверхность под спиной. Чьи-то руки развернули одеяло.

— Нужно срезать одежду.

Прикосновение металла к коже и предупреждающий возглас:

— Подождите, ваше величество, я сейчас! — Жидкость смачивает тело от шеи до ног. — Иначе вы сорвете струпья. Можете продолжать.

Вновь ощущения металла, касания рук, убирающих лоскутки. Воздух пробежался вдоль обнаженного тела… Сдавленное восклицание в два голоса разом:

— О боги!..

Затянувшееся молчание и нарочито бодрый голос лекаря:

— Позовите кого-нибудь для помощи. Нужно смыть грязь, пока я приготовлю мазь, и еще… Вот здесь и здесь, — легкое касание к плечу и бедру, — мне придется вскрыть раны и вычистить гной. Помощник должен будет зафиксировать девушку неподвижно.

Категоричный отказ:

— Я сам.

Удаляющиеся шаги и крик:

— Эй, кто там есть, горячей воды сюда, и живее!

Томительное ожидание, мозолистая рука гладит мои волосы. Тихий шепот:

— Все будет хорошо. — Говорящий твердил фразу беспрерывно, уговаривая в большей степени себя, нежели меня.

Шум снаружи, шаги нескольких человек, стук и звон принесли воду. Осторожные прикосновения мягкой мокрой ткани к коже, приносящие облегчение и боль одновременно. Я шипела и проклинала всех подряд — арбалетчиков, неумелого лекаря, черта Гайно, а Кондрад вполголоса обещал что-то ужасное и кровавое моим тюремщикам и мучителям.

— Вы готовы, ваше величество? Держите крепко за плечи, не позволяйте шевелиться.

В мозгу взорвался фейерверк боли. Мне хотелось вскочить, спрятаться и заскулить, но я лишь рвалась из сильных рук и скрипела зубами. В губы ткнулось что-то твердое:

— Закуси, дочка, иначе зубы покрошишь.

И я вцепилась зубами в дерево, пытаясь перебороть себя и не завопить во весь голос, прося пощады. За меня завопил Властелин:

— Где твое сострадание, Цесариус, дай ей что-нибудь от боли, облегчи муки!

Тихий, несчастный голос алхимика:

— Я не могу. Средство не поможет сейчас, а вторая порция подействует намного слабее. Как только я закончу обработку, сразу же напою настоем, и девочка будет спать.

Эпицентр боли переместился на бедро. Сколько можно издеваться надо мной? Я уходила, возвращалась и опять уходила. Мне не было места ни там, ни здесь. Боль выворачивала суставы, дробила кости, вытягивала жилы, сводя мышцы судорогой. И вдруг все закончилось. На кожу наносили прохладную мазь, убирающую огонь. Чья-то рука приподняла голову, и меня попросили:

— Отдай кляп. Все закончилось. Тебе пора пить лекарство.

С неимоверным трудом разжав сведенные челюсти и вытолкнув деревянный кляп, я проглотила горьковато-терпкую жидкость. Через несколько минут стало легче.

— Ваше величество, перенесите девочку в соседнюю комнату.

— Почему я не могу отнести ее в нормальную, удобную спальню?

— В ближайшие дни мне придется находиться рядом с ней недалеко от лаборатории. Я буду наблюдать за процессом и проверять состояние больной каждые пару часов. Если будут изменения, я смогу варить новые лекарства.

Меня положили на кровать. Отступила боль, сдавая привычные позиции, на смену ей приходил сон. Уже засыпая, я почувствовала нежное прикосновение губ ко лбу и услышала:

— Ты поправишься, Илона.

Очень на это надеюсь. У меня осталось несколько дел, а я не люблю оставлять за спиной должников.

Солнечный лучик проник сквозь дырочку из небрежно занавешенного окна в маленькой захламленной комнатушке и нахально пощекотал лицо. Я тихонько чихнула и проснулась. Попытавшись укрыться от солнечного зайчика, я повернула голову и заметила лекаря. Он сидел за столом в противоположном от окна углу и увлеченно корябал гусиным пером по бумаге. Разглядывая спасителя, я оценила свое физическое состояние, и с каждой минутой мое удивление росло. Тело, туго запеленатое во что-то мягкое и влажное, безбожно свербело, ломило, но не болело. Фантастика! Правда, донимали жуткая слабость и лень, малейшее движение сопровождалось головокружением и отнимало кучу сил. Но по сравнению с предыдущим самочувствием это была такая малость. Единственная помеха — смертельно хотелось почесаться во всех местах, сразу и немедленно, и я начала ерзать на постели, стараясь хоть как-то облегчить непрекращающийся зуд. На мои бесполезные усилия обратили внимание. Подойдя к постели, алхимик строго глянул на несчастную меня и объяснил:

— Деточка, это для вашей же пользы. Придется потерпеть. Вы же не собираетесь носить на теле жуткие келоидные рубцы до конца дней своих?

Естественно, мысль обзавестись столь экстравагантны ми дополнениями к внешности, надо заметить, и без того посредственной, меня вовсе не радовала. Поэтому я отрицательно затрясла головой и выдавила:

— Не собираюсь.

Старичок потер сухонькие ладошки и возрадовался, будто я согласилась предоставить ему чемодан с миллионом «зеленых» и вертолет в придачу:

— Чудесно! Замечательно! Я счастлив иметь такую разумную и понимающую пациентку!

Вылив на меня ушат патетики, алхимик пощупал лоб, зачем-то оттянул нижнее веко, посчитал пульс и спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Достаточно хорошо, если не считать зуда по всему телу, — четко проинформировала я лечащего врача. — Как долго я здесь нахожусь?

— Две недели с того момента, как их величество принес вас ко мне, — не переставая меня исследовать, ответил Цесариус.

Сколько? Две недели? Ничего себе, провалялась… И тут, кое-что сообразив, подозрительно поинтересовалась:

— А почему мне есть совсем не хочется? На какой диете вы меня держали?

Старичок терпеливо разъяснил:

— Вас поили густым мясным бульоном на травах и сладким чаем три раза в день для придания сил.

Бульон — это хорошо, это я люблю. А… Ой, мамочки! У них же памперсов нет, я что, все под себя? Какой ужас! Надеюсь, медперсонал женского пола был? Спрашивать уже боюсь.

Лекарь вернулся к заваленному бумагами столу и принялся смешивать жидкость в стаканчике, методично отмеривая из разных емкостей ингредиенты. Мне захотелось сказать то, с чего по идее я должна была начать разговор: