И вот наконец главный волынщик кивнул своим товарищам. Те вдунули воздух в меха. Сперва зазвучали басовые трубы — едва слышно. Но уже через несколько долей волынки грянули в полную силу — пронзительным орлиным криком, леденящим кровь. На долгие секунды толпа у подножья скалы замерла... и тут из-под барабанных палочек вырвалась первая дробь.

А волынки уже выводили мелодию старинного медленного марша — «Сегодня ночью хорьки Шотландии возвращаются домой». Медленно-медленно катились до предела напряженные трели, и мало-помалу публику охватила дрожь.

И вдруг — новый звук, хотя сцена по-прежнему пустовала. Такой же медленный цокот копыт, бьющих в унисон. И наконец из-за гладкой скалы показался помпон шотландского берета... одного... пяти... десяти, двадцати... и вот с обеих сторон на сцену хлынули разноцветные «Радужные зуавы».

Музыка понемногу набирала темп, марш звучал все быстрей, и все быстрей вторили ему проворные копытца. Выстроившись рядами по цвету, актеры бесстрастно отбивали ритм — и никто ни разу не сбился с шага. Одни утверждали позже, будто овец для представления подковали, но другие не соглашались: это были самые настоящие копыта, говорили они, просто сцена была очень твердая и эхо получалось гулкое, как от стальных набоек.

Начало было грандиозное. Толпа затаила дыхание. А волынки все ускоряли темп, и копыта гремели, как гром, а затем, с первой неожиданной синкопой, толпа разразилась криками безудержного восторга.

А волынки не унимались, и музыка звучала все быстрей и быстрей — вдвое, втрое, вчетверо быстрее прежнего, пока сцену не захлестнул настоящий ураган красок. Разноцветные фигурки зуавов вертелись, как в гигантском калейдоскопе, с такой бешеной скоростью, что зрители уже не различали ног, отбивающих ритм, — и вдруг, на одном вздохе...

...тишина.

Эхо.

Эхо...

Не в силах больше сдерживать напряжение, толпа взорвалась воплем — таким пронзительным и громким, что несколько зуавов, еще не успевших отдышаться после пляски, в ужасе крепко зажмурились.

Вот так и начался тот незабываемый вечер. Вслед за мастерами марша выступили радужные плясуны: сперва они исполнили фантастически сложные ритмы под волынку, а под конец станцевали a capella, под неистовую музыку собственных копыт. В какой-то момент две пары овечек подпрыгнули одновременно, взбежали на несколько шагов вверх по отвесным боковым стенам и приземлились вновь, исполнив слаженное сальто. А ближе к концу номера зрители насчитали целых шесть живых вертушек, кружащихся на сцене с такой скоростью, что цвета уже сливались в сплошное радужное пятно.

Солнце скрылось за горным кряжем, и представление подошло к кульминации. Около сотни радужных овец, зуавы вместе с плясунами, высыпали на сцену и принялись, не сходя с места, отбивать изощренный ритм — несмотря на всю сложность, почти оглушительный.

Хорек Джоди сидел в седле Соколицы и любовался танцорами с высокого утеса, восторгаясь ничуть не меньше, чем все щенки, приехавшие на концерт из городка. Представление закончилось, сцена опустела и погрузилась во мрак, а толпа все не расходилась. Аплодисменты гремели, не умолкая, зрители требовали продолжения.

— Что скажешь, Шай? Есть у наших малышек будущее?

Слезы навернулись ей на глаза. «Должно быть, от концерта, — подумала она. — Все это так волнующе...»

— Это... это просто сказка, Джоди! Это потрясающе! Безупречно! Да что там — просто неподражаемо! Ничего подобного я в жизни не видела! Я столько прожила в Голливуде, но...

— Так, может быть, пора вернуться в Монтану?

Она посмотрела на него. Джоди не отвернулся. Он встретил ее взгляд спокойно и серьезно.

И в этот миг, под непрерывный гул аплодисментов, темнота озарилась ослепительной вспышкой. Четверо фермеров на скале одновременно включили фары своих четырех фургонов, и яркий свет залил сцену. И тотчас вновь грянули волынки. Encore!

Джоди кивнул Шайен и тронул гриву Соколицы. Обе лошадки двинулись вниз по тропе, прочь от сцены, подальше от толпы, к нагорью, раскинувшемуся на север от ранчо.

— Сдается мне, луна вот-вот взойдет, и будет почти полной, а появится она во-он оттуда, точнехонько из-за пика Северной Звезды.

И он указал лапой. Вершина горы уже окуталась лунным заревом.

Хорьчиха Шайен рассмеялась.

— Точнехонько во-он оттуда?

— Да, говорок-то у меня не ахти какой, — усмехнулся Джоди, и глаза его хитро блеснули. — Небось, тебе не по вкусу?

Шайен повернулась к нему. Теперь они ехали бок о бок, и вокруг была только ночь — и больше ни души.

— Твой говорок, Джоди, я просто обожаю! Мне очень нравится, как ты говоришь. Просто я слишком долго жила в таком месте, где... где нет никакого «во-он там».

Джоди не ответил.

— Что ж, Джоди... Пора покупать билет на поезд из Голливуда? Билет домой в один конец? И так, чтоб назад не оглядываться?

— Ты меня спрашиваешь? — Джоди приподнял шляпу и провел лапой по лбу, приглаживая мех. — Ты сама знаешь, что велит тебе высшая истина, Шай. Если ты все-таки решишь сесть на этот поезд, с оглядываньем проблем не будет. К тому времени, когда ты сюда доберешься, ты снова будешь смотреть только вперед.

Она кивнула. «Взобравшись на иные вершины, — подумала она, — мы уже не спускаемся вниз, а расправляем крылья и летим в небо».

— Когда я вернусь домой, Джоди, у меня снова будет «во-он там»?

— Обязательно.

Шайен радостно улыбнулась и ничего больше не стала говорить.

Они молча ехали вверх по склону пика Северной Звезды — вдвоем, только он и она, — навстречу лунному сиянью.