Владелец галереи временно конфисковал все фотоаппараты и мобильные телефоны и поместил их в отдельную комнату под охраной. Гостям выставки приходилось лишь смотреть на художника и лелеять надежду рассказать друзьям, что они, по крайней мере, были на его выставке.

Но, даже учитывая присутствие Батерста, главную роль играли его полотна.

Сразу бросались в глаза пять больших картин, законченных сравнительно недавно; до сих пор их мало кто видел. Две самые крупные висели на противоположных стенах, а три остальные – рядом друг с другом, на стене напротив окна.

Галерея не подготовила каталога, поэтому картины оставались без названий.

Так задумал Батерст или недоработала галерея? Неизвестно.

Зато известно, какие именно картины были выставлены, поскольку предприимчивая молодая журналистка выведала их названия либо у Батерста, либо у одного из его доверенных лиц. Благодаря этому теперь мы обладаем уникальной информацией – мы знаем, что это был единственный раз, когда все работы из цикла «Сцены хаоса» демонстрировались одновременно.

Картина «Последний час спасательного корабля» висела на одной из торцевых стен. Напротив нее, в дальнем конце галереи, установили картину «Разрушители Земли». Между ними на стене висели три картины, которые сегодня считаются лучшими из ранних работ Батерста: «Добродетельное великолепие и роскошная надежда», «Добровольные рабы бога» и «Земля умирающего героя».

От одной лишь мысли о том, что эти пять шедевров находились в одном и том же месте в одно и то же время, до сих пор захватывает дух.

Однако главным событием вечера стали даже не пять картин «Сцен», а четыре малые работы, скромно заполнявшие свободное пространство на стенах. Гостей галереи, потрясенных шедеврами, можно извинить за то, что они не сразу их заметили.

Две картины представляли собой наброски для «Сцен хаоса»: на одной была изображена голова морского змея из «Последнего часа спасательного корабля», на другой – обнаженное тело женщины, которую вот-вот накроет стремительный поток лавы из «Добровольных рабов бога». Для любого другого художника эти так называемые «наброски» стали бы вершиной творчества. В частности, набросок головы змея (который на деле был полноразмерной картиной маслом) позволяет погрузиться в мир художника и понять, какое огромное значение он уделял деталям. Две эти картины, выставленные рядом с окончательными вариантами шедевров, в полной мере демонстрировали мастерство и технику художника.

Были там и еще две картины.

Первая – «Саван» – демонстрировалась в первый и, возможно, в последний раз. «Саван» – холст в раме размером примерно пятьдесят на шестьдесят сантиметров. Художник изобразил на ней себя в таких подробностях, что увиденное почти шокировало. Сразу становилось ясно, что картина создана на основе той знаменитой фотографии – единственной, которую видели все: поза, одежда, выражение лица – все было таким же, как на снимке. Единственное отличие заключалось в том, что Батерст изобразил себя не юношей, а взрослым мужчиной. Сама картина никаких зашифрованных посланий в себе не содержала. Гости галереи могли отвернуться от картины и перевести взгляд на автора, стоявшего невдалеке – почти брата-близнеца своего творения.

Последней из небольших картин был портрет женщины под названием «Э. М. Воспевающая ветер». Один за другим посетители галереи подходили к картине и застывали, зачарованные ее интенсивностью.

Все, и мужчины, и женщины, были встревожены и одновременно возбуждены ее яростным и чистым эротизмом. Многие стояли перед холстом в течение нескольких минут, забыв о харизматичном художнике, отказываясь отойти в сторону и уступить место. Одних портрет смущал, других – шокировал. Никто не мог не обратить на нее внимания, никто не мог устоять перед ее силой.

Вряд ли во время просмотра гости знали, кто позировал для картины, кто такая «Э.М.». Благодаря детективному расследованию, которое провела журналистка Дант Уиллер, теперь нам известно, что это почти наверняка портрет Эсфовен Муй. И именно Уиллер, разбирая документы в архиве Кэмстона, установила связь между Муй и Батерстом.

С помощью крошечной цифровой камеры, скрытой за лацканом пиджака, Уиллер сделала пять снимков портрета. Увидев его, она, как и остальные посетители галереи, испытала эмоциональное потрясение.

Если бы не эти фотографии, портрет Муй никогда бы не увидели те, кто не был в тот день в «Голубой лагуне». Крошечные кадры с низким разрешением, улучшенные с помощью цифровых технологий, стали основой для всех репродукций этой картины, которые появились с тех пор.

Портрет Эсфовен Муй нигде не демонстрировался ни до того дня, ни после. «Сцены хаоса» выставлялись в национальных галереях, а наброски для них хранятся в музее на Дерриле. «Саван», так же как и «Воспевающая ветер», для продажи не предназначался.

Выполненный с любовью портрет Муй, позволяющий проникнуть в душу Батерста, остался у самого художника. Во время того короткого просмотра люди смогли увидеть прекрасную женщину: ее одежду и волосы растрепал ветер, в глазах горит огонь нерастраченной страсти.

Несколько дней спустя Батерст и его свита покинули Ганнтен-Асемант. Куда он уехал, не сообщалось, однако Кэмстон в биографии художника выдвигает предположение, что тот отправился на Салай или на один из островов в той же группе. Батерсту было суждено прожить долгую жизнь и посетить великое множество островов. Владелец «Голубой лагуны», Джел Тумер, разбогател на комиссиях от этой выставки. Здание галереи со всем содержимым он пожертвовал сеньории Ганнтена, покинул остров, и с тех пор о нем ничего не известно.

«Голубая лагуна» и ныне открыта для посетителей. Значительная часть картин, которые Батерст показал в тот день, представлена в галерее – разумеется, в виде репродукций.

Дант Уиллер продолжила работать на «Ганнтенианские новости»; когда срок ее стажировки истек, она уехала на Мьюриси.

Паромное сообщение с Ганнтенской цепью за последние годы улучшилось. Гостиниц, соответствующих международным стандартам, на острове нет, зато можно найти недорогие пансионы – мы рекомендуем их потому, что они находятся неподалеку от галереи.

На островах Ганнтенской цепи следует строго соблюдать правила предоставления убежища.

Денежная единица: ганнтенийский кредит, симолеон Архипелага.

Предмет оказался так себе, да и я, как студент, был не очень. Выбор образовательных учреждений на моем родном холодном острове ограничен, и я – в большой компании моих сверстников с Гоорна – отправился в колледж Эвлена. Этому городу повезло – гряда холмов и остатки теплого течения, идущего с юга Архипелага, обеспечивали ему относительно умеренный климат.

Я окончил первый курс и приготовился к тому, чтобы уйти в обязательный академ – таким способом администрация колледжа уменьшала расходы и одновременно сохраняла право получать дотации, так как формально число студентов не уменьшалось. Большинство моих однокурсников отправились домой; студенты из богатых семей устроили себе каникулы на несколько месяцев – кочевали с острова на остров, уезжая все дальше на юг, где теплее.