образ, чудный лак.

Обрызгал их холодным блеском

Своих граненых хрусталей,

Он вьется ярким арабеском

Вдоль обезлиственных ветвей.

Твой Бенвенуто, о Россия,

Наш доморощенный мороз

Вплетает звезды ледяные

В венки пушисто-снежных роз.

Кует он дивные изделья

Зиме, зазнобушке своей,

И наряжает в ожерелья

Он шею, мрамора белей.

3

Когда наступит вечер длинный,

Объятый таинством немым,

Иду один я в сад пустынный

Бродить с раздумием своим.

И много призрачных видений

И фантастических картин

Мелькают, вынырнув из тени

Иль соскочив с лесных вершин.

Они сшибаются друг с другом

И, налетев со всех сторон,

То нежат лаской, то испугом

Тревожат мыслей чуткий сон.

А между тем во тьме безбрежной

Оцепенело все кругом,

В волшебном царстве ночи снежной,

В саду, обросшем серебром.

Но в этой тишине глубокой,

Питающей дремоту дум,

Местами слышен одинокой

Переливающийся шум.

Под хладной снежной пеленою

Тень жизни внутренней слышна,

И, с камней падая, с волною

Перекликается волна.

22 ноября 1861, Царское Село

В Севастополе

Здесь есть святыня, русская святыня,

Великих жертв, великой скорби край,

Но торжеством вещественным, гордыня,

Пред скорбью сей себя не величай.

Богатыря на поединок честный

Расчетливый враг вызвать не посмел,

На одного клич поднял повсеместный

И на него ордами полетел.

Насильством враг венчал свою гордыню,

Над камнями победу одержал,

Он разгромил бездушную твердыню,

Но русский дух в паденьи устоял.

Здесь понесла свой тяжкий крест Россия;

Но этот крест — сокровище для нас;

Таятся в нем страданья нам родные;

Страдал и Тот, Кто мир страданьем спас.

Сей крест облит великодушной кровью,

Прославлен он духовным торжеством,

И перед ним с сыновнею любовью

Склоняемся мы набожным челом.

Целуем мы сии святые раны,

Живые мощи доблестных бойцов;

И пепел сей, и мертвые курганы

Красноречивей всех похвальных слов.

На нас от сих развалин скорбью веет,

Но мужеством воспламеняет грудь,

И молча путник здесь благоговеет,

И падших он дерзнет ли упрекнуть?

Нет, не кладбище здесь народной славы:

Из камней сих в сияньи восстает

Алтарь любви нетленный, величавый,

Отечества святыня и кивот.

Из рода в род помянем эти бои,

Вас, мученики, жертвы злой судьбы,

Вас, павшие, как падают герои

В последний час отчаянной борьбы.

Тень и твою, наш Царь многострадальный,

Встречаем мы средь славных сих могил,

Отселе грудь твою осколок дальный

Глубокой язвой смертно поразил.

Здесь за тебя и за Россию пали

Бойцы, которых Бог к себе призвал;

Под жгучей болью доблестной печали

И ты за них и за Россию пал.

Ты лепту внес в кровавую годину,

Твой каждый день был беспощадный бой,

И тихий одр, где встретил ты кончину,

Царь-богатырь, был Севастополь твой.

Здесь при тебе чета твоих героев,

С Корниловым Нахимов и при них

Весь светлый лик христолюбивых воев,

Которых прах лежит у стен родных.

Мир вам с небес, вам, труженикам битвы,

С венцом терновым славы на челе,

Вам вечные и память, и молитвы

В сердцах родных и на родной земле!

А ты, могучий град, — теперь обломки,

Свои преданья набожно храни,

И тризною достойною потомки

Отпразднуют развалины твои!

Октябрь 1867

Из Царского Села в Ливадию

(осенью 1871 года)

Посвящается Елисавете Дмитриевне Милютиной

Смотрю я вашим Аюдагом,

В берлоге, как медведь, сижу,

Иль медленно, медвежьим шагом

В саду пустынном я брожу.

Но, как медведю, ради скуки

Сосать мне лапу не под стать:

Мои так исхудали руки,

Что в них уж нечего сосать.

И ум, и сердце исхудали;

Побит морозом жизни цвет.

Того, которого вы знали,

Того уж Вяземского нет.

Есть разве темное преданье

О светлой некогда судьбе,

На хладном гробе начертанье,

Поминки по самом себе.

Там, где сияньем, вечно новым,

Ласкается к вам южный день,

Вы помяните добрым словом

Мою тоскующую тень.

1871

Александр Сергеевич Пушкин (1799–1837)

К портрету Жуковского

Его стихов пленительная сладость

Пройдет веков завистливую даль,

И, внемля им, вздохнет о славе младость,

Утешится безмолвная печаль

И резвая задумается радость.

Май 1818

Возрождение

Художник-варвар кистью сонной

Картину гения чернит.

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья

С измученной души моей,

И возникают в ней виденья

Первоначальных, чистых дней.

1819

Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,

Как будто со мною задумал одно.

Зовет меня взглядом и криком своим

И вымолвить хочет: «Давай, улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

Туда, где за тучей белеет гора,

Туда, где синеют морские края,

Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

1822

Демон