Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Речь Артема Коркии
Христофориди с азартом чистил ботинки маленькому пионеру-мингрелу. Пионера звали Сосо.
Сосо видел в блестящих носках ботинок свое широкое ухмыляющееся лицо и новенький красный галстук.
Артем Коркия, дедушка Сосо, стоял рядом, опираясь на посох. Он следил за чисткой ботинок и ворчал на Христофориди. Ему казалось, что шустрый гречонок кладет мало мази. Христофориди презрительно огрызался: «Чем меньше мази, тем ярче блеск. Чего привязался!»
Никогда еще Артем Коркия не испытывал подобного торжества. Его внук, маленький мальчик, вступил в пионеры. Это звание Коркия считал первой ступенью к тому, чтобы стать таким инженером, как, например, Шалва Габуния.
Но этого мало. Пионерский отряд поручил Сосо приветствовать ученых людей за их труды в Колхиде.
— Где ты будешь говорить речь, золотой мальчик? — спросил Христофориди Сосо.
Сосо хотел обидеться: в этом вопросе ему послышалась насмешка. Но он боялся вспыльчивого чистильщика сапог — знал, что Христофориди носит в кармане рогатку, — и решил промолчать.
Около Сосо начала собираться толпа. Подошел Гулия, одетый в синюю куртку и синие штаны, какие носят матросы, подошла старая прачка с Большого острова, наконец подошел милиционер Гриша.
Коркия начал кричать; он не мог говорить тихо.
Он кричал, что ученые люди открывают в Поти выставку, где будут показывав новые плоды и овощи и разные дорогие растения, и на открытии выставки Сосо скажет речь, такую речь, что не прочтешь и в «Правде»!
— Меня душит смех слушать этого старого хвастуна, — сказал Гриша. — Он же неграмотный и никогда не читал «Правды».
Коркия смутился:
— Грех говорить такие слова старому человеку. Я не умею читать, но этот мальчик читает лучше, чем все милиционеры от Поти до Кутаиси.
Начался спор. Когда крик надоел Христофориди, он отчаянно застучал щетками по ящику. Спорщики стихли. Христофориди отказался взять деньги за чистку.
— Пионерам бесплатно! — бросил он небрежно, и сердце его наполнилось гордостью за собственный благородный поступок.
Коркия пошел по улице, держа за руку внука. Он ощущал этот день, омытый недавним дождем, как праздник. Он взошел над его потухшей жизнью, будто новое солнце.
Коркия придумывал неясные и пышные слова, какие он мог бы сказать на открытии выставки. Если удастся, то он их, конечно, скажет, как старейший житель Хорги, где на днях откроют главный канал.
Весь вечер и всю ночь перед открытием Невская провела на сельскохозяйственной выставке. Кроме нее и Чопа, в зале никого не было. Чоп пытался болтать, но Невская отвечала нехотя и невпопад. Ей не хотелось говорить. Чоп заметил это и стих.
Невская останавливалась около отдельных растений и плодов и рассматривала их внимательно, будто видела впервые.
Электрические лампы висели среди растений и были похожи на ослепительных белых жуков. Листва заглушала их свет.
Невская прислушалась. Ей показалось, что она слышит едва уловимый шелест листьев, потрескивание веток, шорох земли, впитывающей воду.
Она знала все эти растения, любила их, привыкла к их капризам и слабостям, ценила их за явные и скрытые богатства. Эти молчаливые существа вырабатывали драгоценные соки где-то в своих корнях, в стволе, в коре, цветах и завязях.
Соки эти были разнообразны и крепки, как старое, душистое вино. Были соки лечебные, ароматические, питательные, предохраняющие от гниения, одуряющие, отрезвляющие, тягучие, как резина, жидкие, жирные и утоляющие жажду.
Сложный и изумительный процесс химического превращения элементов происходил в сосудах растений. Солнце, воздух, пресная вода, рионский ил и темнота — да, темнота, потому что без ночной темноты растения жить не могут, — все это создавало плоды с головокружительным запахом.
Невская обходила растения, и великолепный мир раскрывался перед ней. Вся история человечества, его материальной культуры, вся география были заложены в спокойных деревьях.
Тут были бамбуки и эвкалипты, розовые бататы, мучнистые и сладкие, и японская редька весом в восемь килограммов.
Большие оранжевые шары грейпфрута напоминали по вкусу апельсин и лимон.
В померанцевых плодах — в лимонах, апельсинах, кинканах и мандаринах заложен таинственный витамин С. Если его не вводить в пищу, начинается цинга, скорбут — болезнь полярных экспедиций, когда из десен течет гнилая кровь, люди вынимают пальцами изо рта ослабевшие зубы без всякой боли и каждое движение кажется каторжной работой.
Эти растения были верными друзьями детворы. Недаром листья у японских мандаринов «уншиу» походили на детские руки. Невская потрогала их: на листьях были блестящие припухлости, как на ладонях у ребят. Маленькие деревца таких мандаринов приносят каждый год до четырех тысяч плодов. Когда они цветут, то из-за завязи почти не видно листьев.
Невская перебирала апельсины. Вот ризские — самые грубые. Их каждую осень привозят турки на фелюгах из Трапезунда. Фелюги качаются в порту, заваленные пирамидами незрелых апельсинов, и лодочники продают их мешками.
Вот апельсин с резким винным вкусом. Вот маленькие апельсины величиной с орех — кинканы.
Лимоны, холодные, как бы облитые желтым цветом зари, лежали на подстилке из травы. Невская подняла лимон «ляймкват». Он был прозрачный. Сквозь тонкую кожицу просвечивали косточки. Этот лимон может выносить суровые зимы.
Невская была уверена, что все растения субтропиков прекрасно вынесут климат Колхиды и ее редкие снежные зимы. Нужна лишь небольшая защита. Старожилы рассказывали, что нежные растения гибнут не столько от мороза, сколько от снега: под его тяжестью ломаются ветки.
Снег зимою в Поти бывает очень редко. Этот субтропический снег отличается от северного: он очень мохнатый, обильный и тяжелый.
Невская взглянула на часы. Было уже больше полуночи. Она попросила Чопа не ждать ее и идти домой. Чоп ушел.
Невская очень долго нюхала плоды горьких апельсинов. Их цветы знаменитый флердоранж, принадлежность старинных свадеб, — шли на одну из самых тонких по запаху эссенций.
К плодам хурмы, карминным, покрытым сизым потом, нельзя было прикасаться: они от этого портились. Это были громадные плоды, в два килограмма весом. Из них делали сахар и сидр.
Рядом с хурмой лежала скромная мушмула, вылечивающая болезни почек, стояло за проволочной сеткой китайское лаковое дерево и лежали образцы тюльпанового дерева. Вертикальные слои древесины у него были не параллельны друг другу, как у всех нормальных деревьев, а завязаны в замысловатые узлы и узоры. Это придавало ему гибкость и твердость. Тюльпановое дерево разводили для аэропланных пропеллеров.
Невская любила персики всех оттенков, от розового до желтого. Они напоминали пушистые детские щеки. Сок одного такого персика мог наполнить целый стакан.
Невская прошла в отдел волокнистых растений. Там стояла стройная и неказистая с виду
