Убийство Модвида потрясло его гораздо больше, чем убийство Эггбранда, потому что не укладывалось в его собственные представления о чести. Как странно сбылись слова Бальдвига, который предостерегал его от волчьей тропы! Его путь действительно стал путем предательства, но волком оказался не Модвид, а сам Вигмар! Он старался осознать произошедшее и не мог: случившееся было слишком ужасно и не укладывалось в мыслях. Он совершил один из поступков, которые покрывают человека несмываемым бесчестьем, стал конченым человеком в своих собственных глазах. Это действительно конец.

– Ты жалеешь об этом?– спросила Рагна-Гейда.

Вигмар подумал. Тот, кто хочет быть благородным на общий лад, сказал бы «да». Тот, кто хочет угодить женщине, толкнувшей на преступление, сказал бы «нет». Но Вигмар не хотел вообще ничего и потому просто покачал головой:

– Мне непонятно. Я не так уж любил Модвида, чтобы сейчас жалеть. Я пошел с ним, потому что вы сожгли моего отца. А так… Конечно, я не должен был этого делать… Но и не сделать не мог… Что зола, что пепел…

– Мы сожгли!– повторила Рагна-Гейда.– А ты на нашем месте поступил бы иначе? Если бы «мы» убили твоего брата!

Вигмар опять помолчал. Он не хотел считаться. Да и она не хотела, просто молчать, держа все произошедшее на сердце, казалось невыносимо.

– Я там у раудов встречал одного фьялля,– сказал Вигмар чуть погодя.– Он говорил: «Я не могу осуждать тебя за то, что сам сделал бы на твоем месте». Так что… Давай сейчас не будем. Что сделано, то сделано. С женщинами о мести не говорят.

Рагна-Гейда не ответила. Было время, когда они с Вигмаром говорили только о любви и верили, что так будет всегда. Но сейчас его лицо выглядело усталым и равнодушным, и не верилось, что это он не так давно глянул на нее с дикой ненавистью и пламя с крыши и стен бросало такие страшные отблески в его глаза.

Лицо Вигмара, озаренное красными отблесками огня, вдруг вызвало в памяти Рагны-Гейды еще одно видение, четкое, но совершенно непонятное. С ними уже случалось что-то похожее, но совсем другое. Настолько другое, что не верилось…

– Вигмар!– вполголоса окликнула Рагна-Гейда. Он поднял глаза.– Вигмар, ты помнишь… – продолжала она, с трудом подбирая названия всему тому, во что сейчас не верилось.– Прошлой зимой, когда Альвгаут Короед выдавал замуж Альвдис… Мы с тобой… Это было или не было?

Вигмар не сразу сумел взять в толк, о чем она говорит, но потом тоже вспомнил. Прошлой зимой, когда один из соседей женился, на пиру во время свадебного танца с факелами Вигмар в мужском ряду и Рагна-Гейда в женском оказались напротив друг друга. А есть такая примета: неженатому мужчине следует присмотреться к девушке, оказавшейся напротив него в свадебном танце – может быть, она его судьба? И оба они тогда вспомнили эту примету; оба улыбались друг другу через темное пространство, озаренное двумя десятками факелов, а потом, когда два ряда сошлись, Рагна-Гейда с такой готовностью протянула руку, как будто хотела подтвердить верность приметы. И они кружились, описывая двумя факелами сплошной огненный круг, и смеялись, словно предчувствуя свое счастье…

Сейчас во все это не верилось. Вигмар смотрел в лицо Рагне-Гейде и не мог ответить на ее вопрос: он сам не знал, была ли та давняя свадьба в доме Альвгаута Короеда, был ли пожар Кротового Поля. Существовали только этот холодный овраг и бледное, застывшее лицо Рагны-Гейды, в котором подрагивали невольные судороги от нестерпимого напряжения души и тела. Она так не походила на ту, прежнюю Рагну-Гейду, бросавшую при каждой встрече лукаво-задорные взгляды! Вигмар вглядывался изо всех сил, но не мог разглядеть ее лица: оно расплывалось, то расходилось на два, похожих, но совсем разных, то опять сливалось в одно. Вигмар не мог понять, кто сидит сейчас перед ним: та девушка, которую он любил, о которой мечтал уже целых три года, к которой стремился душой и телом, как к единственной на свете, или просто какая-то женщина из рода его кровных врагов, толкнувшая его на самое страшное преступление – убийство собственного вождя? Ни память, ни разум не давали ответа. Не было ничего: ни прошлого, ни будущего. Только холодный овраг, полупогасший костер и измученная, растерянная девушка в ярком наряде невесты.

Они помолчали, потом Рагна-Гейда тихо спросила:

– Куда мы пойдем?

На самом деле ей никуда не хотелось трогаться из этого оврага. Здесь было сыро и холодно, но здесь никто не требовал ответов, которых все равно нет.

Вигмар пожал плечами:

– На побережье говорят: поплывем между морем и небом. То есть куда глаза глядят… А куда ты хочешь попасть? Да, домой, наверное. Если люди Модвида туда еще не успели…

– Ты думаешь?– тревожно ахнула Рагна-Гейда. Ей вспомнился Гейр, ждавший дома, представилась мать, царапающая лицо в отчаянии, и оцепенение стало понемногу таять. У девушки еще оставались люди, которых она любила, поэтому ей было куда стремиться.

– Я теперь ничего не думаю,– устало ответил Вигмар, и это была чистая правда.– Мы пойдем к Боргтруд. Я заберу Эльдис и оставлю тебя. Пусть Грим проводит тебя домой. Тогда я буду с вами в расчете. Эггбранд за моего отца, ты за Эльдис. Но все же я не так глуп, чтобы показываться на глаза твоим родичам. Твой отец убит, а у братьев хватит ума обвинить в этом меня. Но это не я.

«Я не успел»,– хотел добавить Вигмар, но Рагна-Гейда судорожно всхлипнула и залилась слезами. Напряжение прошедших суток наконец прорвалось при этом последнем известии, и она зарыдала. Вигмар сперва удивился, а потом сообразил: она же ничего не знала. Не видела тела своего отца, не думала, во что ей обошлось избавление от Атли.

Вигмар молча смотрел в угасающий костер, слушая всхлипывания Рагны-Гейды. Он не стремился ее утешать: так и было нужно. Казалось, девушка оплакивает весь мир, весь Квиттингский Север, который уже никогда не будет таким, как прежде.

Небо постепенно светлело, но в лесу еще стояла тьма, как неподвижная серая вода. Влажное дыхание осеннего леса, полное горьковатого запаха гниющих листьев, гладило лица, глубоко в чаще кто-то вздыхал, жалея девушку, потерявшую разом почти всю семью. Вигмару казалось, что они остались вдвоем на всем свете, и от этого делалось легче. Все нити были порваны, они остались свободными от всего прежнего. Свободны, как две щепки в бурном море.

Наконец Рагна-Гейда наплакалась и успокоилась. Вигмар расстегнул пояс, стянул с плеч меховую накидку, снял со спутницы пропахший дымом чужой плащ и бросил свою накидку ей на колени.

– Одевай,– коротко велел он.– Замерзнешь, нам еще далеко идти.

Вытирая лицо платком, Рагна-Гейда послушно просунула голову в разрез накидки. На груди ее звенели золотые цепочки из кургана: Стролинги постарались побогаче убрать свою единственную в этом поколении невесту. И если она окажется последней, то им не придется краснеть за нее перед богами и предками.

С дуба на вершине Оленьей горы вся долина просматривалась хорошо. Гейр видел, как большой отряд, не меньше двух сотен человек, окружил усадьбу. Отчаяние разрывало парня изнутри: враги окружают родной дом, а он ничего не может сделать! Откуда Модвид взял столько народу?..