в светильне Страстной Седмицы: "Чертог Твой вижду, Спасе, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь… " А еще Он открыл мне одеяния души моей". Лицо Старца, когда он говорил все это, было исполнено благодати. "Дитя мое, попроси Бога и тебе показать "чертог" твоей души".

В другой раз, он доверительно рассказал, что ему явился Христос и показал Свои язвы гвоздиные. Старец приблизился к Нему и с бесконечным благоговением облобызал их…

Старец часто рассказывал о своих благодатных состояниях, дабы поддержать и утешить братьев.

Обучение на практике

Старец учил не только словом, но и делом.

Летом 1975 года, во время посещения Старцем монастыря Великой Лавры для записи своего ученика в каталог послушников[39], находящийся там преподаватель фотодела Вашингтонского университета, господин Данклас Литл, предложил ему сфотографироваться. Старец и раньше редко фотографировался, не согласился и теперь.

После возвращения в Катунаки, во время одной из Божественных литургий, у него произошло одно чрезвычайное происшествие, и поэтому он был вынужден сразу же посетить своего духовника, иеромонаха Дионисия Микрагиананита. Так случилось, что у него в гостях оказался и господин Литл, который стал просить отца Дионисия убедить Старца сфотографироваться. Старец безропотно оказал послушание.

Часто к нему приходили двое нищих старичков-монахов с Карули. Старец наполнял их торбы тем, что находил съестного в доме. Однажды пришла посылка с различными продуктами от одного благочестивого христианина. В то время у Старца уже был послушник, который и разложил продукты по пустым полкам. На следующий день появился один из тех старичков. Отец Ефрем взял его торбу и с готовностью наполнил ее тем, что нашлось. Уходя, старичок, как обычно, сказал своим глухим голосом: "Пресвятая да приумножит! Пресвятая да приумножит!" Однако сердце послушника сжалось, видя пустые полки. Он недоумевал: "Ну, а мы-то что будем есть?" На следующий день пришли две посылки, а потом еще и третья. Так Господь вразумил послушника.

Как-то старец Ефрем отослал в Патры несколько печатей для просфор, и получатель выслал денежный перевод. Однако никаких денег Старец не получил. Для того, чтобы связаться с отправителями, Старец должен был сделать запрос на почту и получить ответ, кто получил деньги. Но он не соглашался этого сделать ни под каким видом. Нам он объяснил, что тому, кто несправедливо обижен, награда от Бога значительно больше, чем тому, кто подает милостыню.

Отец Алексий, погонщик мулов, как-то раз предложил старцу Ефрему привезти для него немного песка с моря. Песок же этот предназначался для келлии "Панагия"[40], в которой проживал тогда добродушнейший старец, отец Амвросий. Испросив у него разрешения, песок повезли к старцу Ефрему. В какой-то момент раздался оглушительный голос отца Агафона, монаха, который жил один, высоко на скале:

— Отец Ифр-е-е-е-м!!!

— Благословите! — ответил Старец, выходя на каменную площадку, чтобы его увидеть.

— Чтоб ты был не прощенным!!! Песок этот для "Панагии", а не для тебя!

Старец замолчал. Он не возмутился грубостью, которую услышал, но и не оставил без внимания безрассудную претензию и самовольное вмешательство монаха. Взял посох и потихоньку начал подыматься к отцу Агафону. Случилось, что там находился и отец Амвросий, который подтвердил, что он добровольно дает песок Старцу, так как для него песка слишком много. Недоумение разрешилось, и разбушевавшийся отец Агафон успокоился.

Как-то раз Старец пытался вместе с одним из своих послушников занести бензиновую печку в церковь. Во время одной из неудачных попыток он разнервничался, и на замечание своего послушника у него вырвалось: "Чтоб тебе пусто было!" — этих слов он никогда не произносил. Вскоре молодой монах, который даже и не обратил внимания на сказанное, видит, что Старец падает ему в ноги в земном поклоне: "Дитя мое, прости меня! Дурное слово сказал". — "Батюшка, это ты меня прости. Я даже и не заметил ничего", — ответил смущенный монах.

Благородство его поведения было глубоким, искренним и трогательным. Очень часто, несмотря на то, что наступало время отдыха, Старец продолжал трудиться, ожидая возвращения кого-нибудь из братии, посланного на послушание, и потом, уже вместе, они шли отдыхать.

Его совет: "Не открывайтесь!" означал уклонение от новых впечатлений, идей, забот, которые рассеивали бы ум и препятствовали духовной работе. Сам он первый подавал пример тщательного применения его. Одно время Старец старался найти неисправность в бензиновой печке, которая шумела вентиляционной лопастью (годами он терпел этот незначительный шум). Наконец, не вдаваясь в технические подробности устройства печки, он предпринял бесхитростные и неудачные попытки исправить недостаток.

— Да вот же, батюшка, здесь неисправность, — сказал ему один из послушников, и сразу же сам исправил ее.

— Да, но я-то больше слушаю, что во мне говорит мой помысл.

При такой непосредственности Старец сохранял свой особый образ мышления.

Например, выехав для лечения в мир, он ни за что не хотел научиться пользоваться лифтом в многоэтажных домах.

— Ну вот, батюшка, мы находимся на третьем этаже, на кнопке стоит число "3". Чтобы опуститься вниз, нам надо нажать кнопку "О". Понятно?

— Понятно. — Нажимайте и поедем вниз.

— Нет, ты сам нажимай.

Если кто настаивал, то он говорил недовольно: "Ох, ты меня заморочил!"

Старец Ефрем не спешил сделать замечание, даже когда речь шла об элементарных вещах. Так, например, послушник, который подготавливал алтарь для литургии, не следил должным образом за блюдцем для антидора. Прошло несколько месяцев. Наконец Старец сказал:

— Дитя мое, сделай вот так и так.

— Батюшка, почему же вы мне раньше этого не говорили?

— Э-э-э, да так… — ответил он с кротостью в голосе.

Время и вещи

Старец Ефрем не сохранял в памяти года и даты различных событий своей жизни. За более чем сорокалетний период своей монашеской жизни он помнил только две даты: свое рукоположение в 1936 году и тысячелетие Святой Горы в 1963 году. Об остальном он говорил: "когда я был новоначальным", "в молодости", "во время оккупации", "когда старец Иосиф был в "Святом Василии" (или в "Малой Святой Анне", или в "Новом Скиту")", "после того как умер старец Иосиф". А из событий на Святой Горе лишь немногое из самого важного он держал в своей памяти. Однако Старец очень хорошо помнил праздники и дни памяти святых. — Какое имя получил, брат? — Монах Иоаким. — Ну, будь