– Только не говори мне, что не можешь этого сделать! – неожиданно, поворачиваясь к ней, сказал Скоробеев. – Ясно? Не смей говорить!

– Вы о чем? – Маргарита не поняла.

– О пропуске, о чем. У Ципы такой пропуск должен быть.

– Вы серьезно?

Чего-чего, а вот этого Маргарита не могла и предположить: что Скоробеев вполне серьезно предлагал ей заняться пропуском для Ципы. Она полагала, что он это все для красного словца, демонстрируя Ципе свою дружбу. Личный пропуск выдавался только тем, кто работал в штате, члены комиссии в штате не состояли, и получить такой пропуск… да для этого требовался приказ главы администрации о зачислении человека на работу!

– Я серьезно, – ответил ей Скоробеев. – У Ципы такой пропуск должен быть.

Маргарита помолчала. Это было немыслимо, чего он требовал.

– Тогда занимайтесь им сами, – сказала она. – Это вне моих возможностей.

– Как это вне? – Скоробеев пристукнул о стол рюмкой. Такое бешенство вспыхнуло в нем. – А пропуска этим бельгийцам?

– Пропуска бельгийцам! – откликнулась Маргарита. – Там совсем другое.

Она действительно умудрилась с этими пропусками для бельгийцев прыгнуть выше головы. И не просто выше, а головокружительно высоко. На оформление пропусков иностранцам уходило три дня. Подать заявку меньше, чем за три дня, значило гарантированно пропуска к нужному времени не получить. Скоробеев вспомнил, что к нему должна прийти бельгийская делегация, за три часа до ее посещения. И естественно, первым делом Маргарита сказала, что получить пропуска невозможно. «Да? – вопросил Скоробеев. Он стоял около ее конторки и, потянувшись, похлопал по выгнутому дырчато-шероховатому крупу компьютерного монитора перед Маргаритой. – Те, кто работал до тебя, говорили, что это вот – тоже невозможно». «На компьютер у меня ушло несколько месяцев», – помнилось Маргарите, ответила она ему тогда. «Другие говорили, что вообще невозможно», – повторил Скоробеев. Он, конечно, элементарно сыграл на ее тщеславии. Но в конечном итоге получилось, что он был прав. Маргарита сумела получить на руки бланки заявок, чего никогда не делалось, сама отнести их в комендатуру, что также не позволялось, получить на заявках необходимые визы, а потом еще, чтобы получить последнюю подпись, умудрилась пройти к начальнику службы прямо во время совещания, прервать его ход и заставить генерала поставить свое факсимиле. Бельгийцам пришлось ждать внизу у поста всего каких-нибудь десять минут.

Но то, что требовал от нее Скоробеев сейчас, ни в малой мере не зависело от ее способностей прыгать выше головы. Прыгни она на десять собственных ростов, сделать бы ей ничего не удалось.

– Пропуска бельгийцам – совсем другое, – повторила она.

Скоробеев на этот раз не ответил. Только снова пристукнул рюмкой о стол и отвернулся.

Он отвернулся – и больше не заговаривал о пропуске до конца застолья. Не возобновил он разговора о нем и потом, когда разъезжались. Не возобновил на следующий день. И после субботы-воскресенья, в начале наступившей недели тоже не вспомнил. Маргарита уже стала думать, что тема исчерпана и Скоробеев к ней не вернется. Надо полагать, он понял, чего требовал. Нельзя же требовать от песка, чтобы он стал текучим, как вода, а от воды – чтобы сыпучей, как песок.

Но накануне нового заседания, едва появившись, зайдя к себе в кабинет, он тут же, даже не раздевшись, вышел обратно:

– Как дела с пропуском?

В Маргарите невольно все внутри сотряслось от смеха. Вот тебе и понял. Песок теки, вода сыпься.

– Великолепно дела, – сказала она со своего места из-за конторки.

Скоробеев радостно шагнул к ней от порога еще ближе:

– Нет, действительно?

– Действительно, – отозвалась Маргарита. – Завтра к заседанию ей прямо и будет.

Скоробеев понял. Лицо у него вмиг, как всегда в мгновения гнева, стало кирпично, медно багровым, он сделал к конторке Маргариты еще шаг и быстрым широким движением руки смахнул все, что у нее лежало и стояло на краю, на пол. С шумом грохнулись книги, глухо задребезжал осколками стакан с кофе, звонко заперестукивались ручки с карандашами.

– Дрянь! – закричал Скоробеев. – Девка! Ты что о себе такое думаешь? Ты что себе опять позволяешь?! Тебе сказано делать, ты для чего здесь сидишь, книжки читать?!

– Я еще не сошла с ума, чтобы выполнять безумные распоряжения. – Маргарита старалась говорить как можно спокойнее, равнодушнее и даже с ленцой. – Вы хотите, чтобы вашего помощника кое-где сочли сумасшедшей? В лучшем случае. В худшем могут счесть и кем-то вроде шпионки. Или пособницей шпиона. Хотите выступить в этой роли сами?

– Дрянь! Девка! – было ей ответом Скоробеева.

Он пнул валявшуюся на полу груду книг, шаркнул по разлившейся луже кофе, и брызги того веером прыснули на Маргариту – на одежду, лицо…

Какого хрена, с какой стати мне сдерживаться, прозвучало в Маргарите. И, прежде чем она успела додумать эту мысль, рука ее взлетела и влепила Скоробееву звучную, смачную пощечину. Щека у ее начальника была рыхлая, мясистая, ладонь так и влипла в нее.

– Подонок, – произнесла Маргарита.

– Ты!.. Ты!.. – Скоробеев задохнулся. Чего-чего, такого он не ожидал. Всегда его помощница была, может быть, и своенравна, но выдержана, ровна, хладнокровна. – Ты что себе позволяешь!

Маргарите вспомнилось, как она лупила по щекам Атланта. Тогда это было впервые в ее жизни. И тотчас в памяти всплыла вся лексика, которой она тогда вместе с пощечинами угощала бывшего своего любовника.

– Пидар сраный! – сказала она Скоробееву.

Получая самое дичайшее, исключительное наслаждение от его потерявшихся, забегавших глаз.

13

Прежде Скоробеева заявление об увольнении должен был подписать Маргарите начальник отдела. Подписывать заявление он категорически отказался. «Если будут уходить такие, как вы, кто в этой конторе останется?» – мотивировал он свой отказ.

Маргарите были лестны его слова. За пятнадцать месяцев, что проработали в одной упряжке, они с начальником отдела хорошо узнали друг друга, и Маргарита преисполнилась к нему симпатии. Хотя начальник отдела и был еще прежней, советской закалки. Не эта бы его закалка, Скоробеев со своим презрением к рутинной работе давно завалил все дело.

Но оставаться из симпатии к начальнику отдела и его взаимной приязни – это было бы странно. «Подписывайте, Василий Петрович, – сказала Маргарита. – Куда денетесь, все равно подпишете. Мое решенье окончательное.»

Начальник отдела не подписывал заявления целую неделю, объявив Маргарите, что потерял его, как потеряет и все следующие. Но она недаром ела хлеб эти пятнадцать месяцев. Перед тем, как дать заявлению движение, Маргарита сходила в канцелярию главы администрации, зарегистрировала его, – и начальнику отдела в конце концов ничего не осталось делать, как «обнаружить» заявление и подписать.