– Ты считаешь это уместным? С учетом их прошлых… – замялась Света, – отношений… Да и память о папе… то есть об Иване Кузьмиче… еще свежа.

– А по-моему, пора уже им выяснить эти свои… отношения. Ведь так и вся жизнь пройдет, а они, – Надя бросила на сестру просительный взгляд, – просто созданы друг для друга.

Света ей не ответила, и сестры помолчали, занятые своими мыслями, потом Надя сказала:

– Знаешь, о чем я думаю? Нельзя больше скрывать от нашего отца правду! Хочешь или нет, но я наконец открою ему, что ты – его дочь. Это будет только справедливо!

Света наклонилась и поцеловала сестру.

– Делай как знаешь, Наденька! Наверно, ты права…

И все же в тот свой приезд Надежда так и не решилась сказать отцу правду о Свете, хотя, как никогда, была близка к этому.

Степан Алексеевич отвез дочь из больницы домой на своей машине (знал лишь, что обследовалась там по женской части). Когда его «Жигули»-четверка остановилась у ее дома, Надя предложила:

– Может, зайдешь и хотя бы поздороваешься с мамой? Ну сколько можно враждовать? Давно пора вам установить спокойные, ровные отношения.

– А зачем? – спокойно возразил отец. – Это было бы неискренно, а я ненавижу фальшь! Мы – чужие люди и не забыли прошлых обид. Если бы не ты, она бы для меня больше не существовала. Так для кого нам ломать комедию? Думаю, и тебе это не нужно.

Он помолчал и, тепло улыбнувшись, добавил:

– Вот когда подаришь мне внука, и мы с ней станем дедушкой и бабушкой вот тогда еще подумаю…

Его слова разбередили у нее еще свежую рану, и Надя, испытывая душевную муку, подумала: «Ну что ж, придется открыть ему правду, как это ни тяжело! Он должен знать, что от меня внуков не дождется. И что горевать не стоит: у него уже есть один – Петенька. Пора ему знать, что Света – его дочь!» И собравшись с духом, сказала:

– Оставь эту надежду, папа. Своих детей у меня не будет – врачи говорят что-то неладно с гинекологией, но не волнуйся, – глубоко вздохнула, – без внука ты не останешься! Давно хотела тебе сказать… да все не решалась… – сбивчиво начала она, опасаясь его бурной реакции, – о том, что…

– Погоди, дочка! Если задумала взять приемного ребенка – спешить не надо, – не вытерпев, перебил ее Степан Алексеевич. – Сложная гинекология – это не безнадежно. Будешь лечиться! И Олегу не мешает показаться врачам… Хоть, как я понял, ваш брак на ладан дышит, но свой ребенок его может еще спасти. Ты, дочка, должна постараться!

Отец высказал это так горячо, с таким волнением, что Надежду покинула решимость продолжать тяжелый разговор, нанеся новый удар сообщением, что Света его дочь. «Вряд ли папа выдержит это. Не случилось бы чего с сердцем, – испуганно подумала она. – Ведь он уже не молод…» И упав духом, пообещала:

– Ладно, постараюсь, папа. Вообще-то врачи сказали – мне надо лечиться.

– Ну вот – это другой разговор, – успокоился он. – Все у тебя будет в порядке! Ты – девушка крепкая, родишь еще богатыря!

Так и на этот раз Степан Алексеевич не узнал, что является отцом Светы и у него уже растет внук.

«Уехать из Москвы, и куда-нибудь подальше!» – твердо решил Михаил уже через две недели после того, как обосновался дома. Он любил свой город, был коренным москвичом и на чужбине много лет мечтал вновь пройтись по старым арбатским улочкам, подышать московским воздухом, окунуться в деловую столичную суету…

Но сейчас, переживая глубокую личную драму, со всей очевидностью понял, что не сможет вырвать из сердца свою любовь, забыть Светлану, если хотя бы на время не покинет Москву. Рядом, так близко от нее, он будет постоянно вновь все переживать, и это не даст ему нормально жить и работать.

Завербоваться, что ли, и рвануть на Север, – приходили в голову шальные мысли. Уйти в тайгу на пару лет с геологами… Хоть он и не специалист, возьмут, наверно. Взрывать, например, охотиться… Такие ребята, как он, всюду нужны! – Так агитировал он сам себя.

В то же время его трезвый ум призывал не поддаваться отчаянию, не впадать в панику. Нет, не дело это, надо найти занятие посолиднев, твердо решил он наконец. Нельзя допустить, чтобы прошедшие годы пропали даром. Нужно использовать свой опыт и подготовку.

Михаил стал изучать рынок труда и вскоре убедился, что работа по специальности, юристом, для него не имеет перспективы. Этому выводу в немалой степени способствовали встречи с компетентными органами, проводившими его проверку после возвращения. Ни работа в следственных органах, ни скучная нива юрисконсульта или нотариуса его не соблазняли.

Поскольку с юных лет он был настроен на борьбу с преступностью, больше влекла работа в службе «секьюрити» солидной фирмы или детективном агентстве. Да и спрос на нее увеличивался по мере становления крупных фирм и банков. Михаил чувствовал себя, как никто, подготовленным к этому опасному, но интересному и высокооплачиваемому роду деятельности, – вот это ему подходит на период акклиматизации. Надо сначала восстановить доверие к себе, завоевать авторитет, а потом уж думать о следственной работе, говорил он себе, настраиваясь на новое. Опыт контрразведки и неизбежных контактов с преступным миром ему пригодится.

В результате поисков он остановил свое внимание на солидном детективном агентстве в Екатеринбурге и начал с ним успешные переговоры. Но однажды, вернувшись домой, вынул из почтового ящика открытку от Владимира Георгиевича Ланского. Тот писал: «Дорогой Мища! Шлю пламенный привет и поздравляю с прибытием на родную землю. Как узнал? А я их все время штурмовал, не забывал тебя. Буду в Москве в двадцатых числах по делам своего фонда. Остановлюсь, как всегда, в „России“, номер 427. Телефон твой есть, но и ты меня карауль. Рад небось? До встречи!»

И Михаил решил немного притормозить с Екатеринбургом, с нетерпением считая оставшиеся дни и заранее радуясь предстоящей встрече. Посмотрит сначала, чем порадует Западносибирск, – он подальше от Москвы, и это хорошо!

Сразу после двадцатого он стал названивать в администрацию гостиницы, но Ланской не появился. После двадцать пятого Михаил решил возобновить прерванные переговоры, когда, возвратившись домой и открывая входную дверь, услышал вызов междугородней: звонил Ланской.

– Прости, Миша, дела задержали, – бодрым голосом сообщил он после приветствий. – Они у нас ох какие непростые! Но разговор не телефонный. Завтра вылетаю. Так что приглашаю послезавтра, к восемнадцати ноль-ноль. Посидим в номере или в ресторане, обо всем потолкуем. Покеда!

«Ну что ж, даешь Западносибирск! – с радостной надеждой подумал Миша, интуитивно почувствовав, что нужен Ланскому и его ждет интересная полоса жизни.

С утра Михаил решил написать Виктору Сальникову. Он уже успел выяснить, в какой колонии строгого режима тот находится, и познакомиться с его делом. Сало на войне успел отличиться, дважды ранен, потерял ногу. Он заслуживал снисхождения, тем более что спровоцирован на преступление мерзавцем, бывшим рецидивистом. Но следствие установило, что он находился в состоянии наркотического опьянения, и это послужило отягчающим обстоятельством.