— Каждой секундой нашего нового счастья мы обязаны нашим детям, — говорит он.

Луиза в кухонном переднике стоит на стуле и кнопками прикрепляет к стене обложку «Мюнхенского иллюстрированного журнала».

— Красота! — восторженно восклицает Рези.

Лоттхен, тоже в кухонном переднике, ловко орудует у плиты. Рези смахивает слезы, тихонько сморкается и спрашивает, все еще стоя перед фотографией:

— Так кто же тут из вас кто?

Девочки озадаченно переглядываются. Затем смотрят на снимок. Затем снова друг на друга.

— Вот это… — нерешительно начинает Лоттхен.

— Когда господин Эйпельдауэр нас снимал, я, по-моему, сидела слева, — задумчиво продолжает Луиза. Лотта неуверенно качает головой.

— Нет, слева сидела я. Или?..

Встав на цыпочки, обе тянутся к своему портрету.

— Ну, если уж вы сами не разберетесь, кто из вас кто!.. — в восторге кричит Рези и заливается хохотом.

— Да мы и вправду уже не разберем, — буйно радуется Луиза.

И вот уже все трое смеются так, что их хохот слышен даже в соседней квартире.

И там жена с некоторым испугом спрашивает мужа:

— Как же ты сможешь работать в таком шуме?

Он подходит к роялю и говорит, поднимая крышку:

— Только в таком шуме!

И пока за стеной стихает смех, он играет для своей жены дуэт ми-мажор из детской оперы. И в кухне соседней квартиры это слышно. Там все трое двигаются осторожно и тихо, боясь упустить единый звук!

Когда песня отзвучала, Лоттхен смущенно спрашивает:

— Рези, а как это бывает? Теперь, когда папа и мама опять вместе, у нас с Луизой могут появиться еще братья и сестры?

— Ясное дело! — заверяет ее Рези. — А вам охота еще кого-нибудь заиметь?

— Конечно! — энергично вмешивается Луиза.

— Парнишку или девчонку? — интересуется Рези.

— Много парнишек и много девчонок! — заявляет Лотта.

И Луиза от всей души кричит:

— И все сплошь близнецы!

Добрая старая книжка с хорошим концом…

Эриха Кестнера немцы считают чтением легким и утешительным. Можно бы, конечно, выразить для начала надежду, что эта книжка поможет нашим детям стать добрее… но, честно говоря, не очень-то я верю в доброту, которая берется из книжек. Даже если эти книжки умеют рассказать, откуда она берется на самом деле. Впрочем, Кестнер не делает эпохального открытия, сообщая, что доброта у детей берется от взрослых. И, к сожалению, не только доброта.

Вот уж точно, всего быстрее действует яд.

Человек, даже самый что ни на есть малолетний,

Всякое злое дело

Перенимает потрясающе быстро.

За таким вот философским вступлением в стихотворении того же Кестнера «Баллада об инстинкте подражания» идет последовательное и сжатое описание казни через повешение, игры, в которую, начитавшись газет, играли ребятишки во дворе. Играли с таким энтузиазмом, что «преступника» по-настоящему удавили, а заводила, когда за ним пришла полиция, сказал только: «Да мы-то что… мы — как взрослые!»

А как же они на самом деле, взрослые — как? Может быть, Э. Кестнер был как раз из первых, кто заметил в современных взрослых одну опасную черточку: дети им не нужны. Нет-нет, конечно же, они в этом никогда не сознаются, не то что детям, а даже и самим себе, но вот же…

Причиной развода родителей Луизы и Лотты было именно появление на свет наших милых близняшек. Г-н капельмейстер Пальфи — человек творческий, ему сосредоточиться нужно, а тут — писк, гам, пеленки… И фройляйн Герлах не представляет себе супружеского счастья иначе как избавившись от ребенка в доме.

Дети — мешают. На какие только ухищрения не приходится пускаться и Лотте, и Луизе, в нелегкой борьбе за место под солнцем родительской любви…

Вы только не бойтесь, это же книжка Кестнера, утешительного, легкого Кестнера, добрая книжка с хорошим концом. Г-н капельмейстер Пальфи сменит в конце концов гнев на милость и согласится впустить в свою жизнь подросших детей (да заодно уж и жену).

А как быть детям, которые не попали в нашу повесть, а попали в совсем другие истории с другими концами? Что остается им? Играть в убийство? Как вернуть сердца родителей детям?

Э. Грайфер