Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — говорит он. И это звучит как гневный приказ.
Она гладит его по голове, улыбается и насмешливо отвечает:
— В таком случае я завтра надену свое лучшее платье и пойду к твоей дочери просить твоей руки.
Еще одна стрела прямо в сердце. И на сей раз отравленная.
Господин Габеле рисует Лотту. Внезапно он опускает альбом и карандаш и спрашивает:
— Что это с тобой сегодня, Луизерль? Ты чернее тучи!
Девочка вздыхает так, словно на сердце у нее невесть какая тяжесть.
— Ах, все напрасно!
— Какие-то неприятности в школе?
— Это было бы еще с полбеды.
Господин Габеле откладывает альбом в сторону.
— Знаешь что, маленькая плакса? Сегодня мы больше не станем рисовать! — Он поднимается. — Пойди-ка лучше погуляй. Это тебя отвлечет.
— А может, я немножко поиграю на рояле?
— Еще лучше! — одобряет художник. — А я послушаю через стенку. Так и мне кое-что перепадет!
Она протягивает ему руку на прощание, делает книксен и уходит.
Он задумчиво провожает ее глазами. Он знает, какой тяжестью может лечь горе на сердце ребенка. Он сам был когда-то ребенком, но в отличие от большинства взрослых, не забыл об этом.
Когда из соседней квартиры доносятся звуки рояля, он довольно кивает головой и начинает тихонько подсвистывать.
Затем снимает с мольберта плед, берет в руки палитру и кисть, прищурившись, всматривается в картину и принимается за работу.
Господин Людвиг Пальфи явился на Ротентурмштрассе. Он поднимается в квартиру и ему кажется, что сегодня ступеньки выше обычного. Он вешает пальто и шляпу на вешалку. Луизерль играет на рояле? Ну да ничего, придется ей прерваться и немного послушать его. Он оправляет пиджак, словно перед визитом к директору театра. Затем отворяет дверь.
Девочка, подняв глаза от клавиш, улыбается ему.
— Папа? Как хорошо! — она вскакивает с табуретки. — Сейчас я сварю тебе кофе! — И уже направляется в кухню. Но отец удерживает ее.
— Спасибо, не надо! — говорит он. — Я должен поговорить с тобой. Сядь!
Лотта садится в большое вольтеровское кресло, в котором она кажется просто маленькой куклой, одергивает на коленях клетчатую юбку и выжидательно смотрит на отца.
Он нервно откашливается, ходит взад-вперед по комнате и, наконец, останавливается перед вольтеровским креслом.
— Итак, Луизерль, — начинает он, — речь пойдет об очень важном и серьезном деле. С тех пор как твоей мамы не стало… не стало здесь… я жил один. Целых семь лет. Ну, разумеется, не совсем один, у меня же была ты! Ты и сейчас со мной!
Девочка смотрит на него широко раскрытыми глазами.
«До чего же глупо я говорю», — думает капельмейстер, все больше злясь на самого себя.
— Короче говоря, я не хочу больше жить один. Кое-что должно измениться. В моей, а тем самым и в твоей жизни.
В комнате мертвая тишина.
Муха, жужжа, пытается выбраться на волю через закрытое окно. Любой человек мог бы ей объяснить, что это абсолютно бесполезно и что она просто-напросто разобьет свою мушиную голову! Мухи, правда, вообще глупые создания, но люди, они-то ведь умные, или нет?
— Я решил снова жениться!
— Нет! — громко произносит девочка. Это звучит как крик! А потом тихо повторяет: — Пожалуйста, не надо, папа, пожалуйста, не надо, прошу тебя, нет! Нет!
— Ты уже знакома с фройляйн Герлах. Ты ей очень нравишься. Она будет тебе хорошей матерью. И тебе, чем дальше, тем труднее было бы расти в доме без женщины. (Ну разве это не трогательно? Не хватает еще, чтобы он заявил, будто женится единственно ради того, чтобы у ребенка была мать!)
Но Лотта по-прежнему качает головой и беззвучно шевелит губами. Как автомат, который не может остановиться. Выглядит это довольно страшно.
Поэтому отец спешит отвести глаза и говорит:
— Ты привыкнешь к новой жизни гораздо быстрее, чем тебе кажется. Злые мачехи бывают только в сказках. Короче, Луизерль, я уверен, что могу на тебя положиться. Ты же самый разумный ребенок на свете! — Он смотрит на часы. — Так, а теперь мне пора! Сегодня я разучиваю с Лузером вокальную партию Риголетто. — И он выбегает в прихожую.
Лотта сидит как громом пораженная.
Господин Пальфи напяливает шляпу на свою артистическую голову. И тут из комнаты доносится вопль:
— Папа!
Это звучит так, словно там кто-то тонет.
В гостиной утонуть нельзя, думает господин Пальфи и спешит прочь. Ведь он уже опаздывает! Ему еще предстоит работа с певцом Лузером!
Лотта очнулась от оцепенения. Но даже в отчаянии она сохраняет свою практическую сметку. Что же теперь делать? Что-то же делать надо, это не подлежит сомнению. Нельзя допустить, чтобы отец женился на чужой женщине, ни в коем случае! Ведь у него же есть жена. Пусть даже они живут врозь! Девочка ни за что не потерпит новую мать, ни за что! У нее есть своя мама и она любит ее больше всех на свете!
Наверное, мама могла бы помочь. Но ей нельзя ни о чем рассказывать. Нельзя выдать ей великую тайну двух девочек, но тем более нельзя позволить отцу взять в жены фройляйн Герлах.
Остается только один путь. И этим путем Лоттхен должна пройти сама.
Она берет телефонную книгу. Листает ее дрожащими пальцами. «Герлах». Герлахов не так уж много. «Герлах, Штефан, ген. дир. Венских гостиниц. Тов. с огр. отв. Кобленцаллее 43». Папа на днях говорил, что отцу фройляйн Герлах принадлежат рестораны и гостиницы, и даже отель «Империал», где они каждый день обедают. Кобленцаллее 43.
Выслушав объяснения Рези, как попасть на Кобленцаллее, Лотта надевает шляпу, натягивает пальто и говорит:
— Я ухожу.
— А что ты там забыла, на Кобленцаллее? — с любопытством осведомляется Рези.
— Мне нужно кое с кем поговорить.
— Только возвращайся поскорее!
Лотта кивает.
Горничная с улыбкой входит в элегантную комнату фройляйн Герлах.
— Там явилась какая-то девчушка. Хочет с вами поговорить. Совсем маленькая.
Фройляйн Герлах только что покрыла ногти блестящим лаком и теперь машет руками, чтобы лак поскорее высох.
— Маленькая девочка?
— Ее звать Луиза Пальфи.
— А-а! — протяжно произносит фройляйн Герлах. — Ведите ее сюда!
Горничная исчезает. Молодая дама поднимается. Подходит к зеркалу и с трудом выдавливает улыбку на хмуром и напряженном лице. Луиза Миллер является к леди Мильфорд[2], с удовольствием думает она, так как неплохо образована.