гормональная буря у него давно пришла. И потому, он легко переключился с амурной темы на деловую, а именно посмотрев, хорош ли у Андрея Георгиевича наряд и как он в нем будет выглядеть на заседании Комиссии.

Зеркала во весь рост в квартире по понятной причине не было, однако, посмотрев на себе панталоны и сюртук на сорочке, он остался доволен. Наряд оказался не криклив и почти модным, хотя и не дорогим. С точки зрения старого попаданца, одежда, как раз подходила молодому дворянину с тонким вкусом и небольшими деньгами. То есть, кем он и хотел быть.

Обулся, взял несессер и вышел на петербуржскую улицу, в очередной раз попеняв себе купить какую-то шинелишку.

Впрочем, погода в это утро была почти теплая. Хоть и довольно морозно, но безветренно, что для Санкт-Петербурга очень даже необычно. Все-таки приморская погода. Скорым молодым шагом он быстро дошел до Комиссии, и внутренне разогрелся. В конечном итоге в здании Макурин оказался с юношеским румянцем и превосходным настроем от бодрой ходьбы. Хорошо быть юношей в XIX веке, когда собственное здоровье не мешает, а городская обстановка не вредит!

Хотя, конечно, отдельные факторы все же имеют место быть, — Андрей Георгиевич с некоторым неудовольствием заметил несколько пар глаз — спесивых или, хотя бы, удивленных. Их трудно было не заметить, поскольку они принадлежали недорослям, стоящим в коридоре на пути Макурина. И судя по сему, не только не собирающиеся отодвинуться в жизненном пространстве, но и попытающиеся активно ему мешать. Вот ведь нахалы!

— Ты пошло такой борзой и мешкотный! — сразу добавил заявку на драку самый крупный и самый наглый из оных представителей местной тусующейся молодежи. Явный вожак, пытающийся найти опасность для своей власти.

«Ведь какой бестактный юноша, — нехорошо усмехнулся попаданец, — наглость, конечно, второе счастье, но она и зачастую является причиной нездоровья. Смотрите и учитесь жизни, недоросли, что бывает с невежливыми!»

У молодости нередко бывает такой недостаток, как словесный понос. То ли им кажется, что обязательно надо объяснить свои действия, то ли хочется побывать в фокусе внимания таких же юных и бестолковых, но физическая ссора обязательно ими начинается со словесной дерзости. Дурачье, вы уже стали взрослыми и главное не шум, а действия!

Что Андрей Георгиевич прекрасно им показал. На властный вопрос, показывающий, кто здесь главный и требующий обязательного ответа, новый гость не стал говорить, а внезапно сильно и коротко врезал в лицо спрашивающего. Под недоумевающие крики и вопли окружающих вожак без чувств рухнул. То-то же, а то умудрился попасть под асфальтовый каток. Ну или, для отсталых аборигенов XIX века, под битюг-тяжеловоз с бревнами.

— Кто еще хочет налегке пообщаться со мной? — нехорошо усмехнувшись, поинтересовался Андрей Георгиевич, — кому еще надо мордочку почистить? Подходите, сегодня дешевле!

Члены встречающейся делегации, не ожидавшие столь горячего отклика на незапланированную встречу, нехотя отодвинулись с узкой дороги. Путь был открыт, но попаданец для самых тупых повторил вопрос, одновременно выискивая жестким взглядом еще одних нахалов.

Таковых, впрочем, уже не было. Вожак в любой нормальной группе должен быть один. Найди его и обезвредь и остальные окажутся беспомощными. Ха, и это дворяне. Щенки это беспородные!

Хотя ладно, он сюда не драться пришел. Неспешно пробрался среди недорослей и, только пройдя их, задал вопрос:

— А зачем, собственно, они здесь стоят? Там, в приемной на стульях, им будет удобнее?

Это был даже не вопрос, а утверждение и ждать ответа не стоило. Андрей Георгиевич проговорил, чтобы сказать, недоуменно гмыкнул в воздух и пошел дальше, не торопясь, по-хозяйски, но не шумно. Нарвешься ненароком на члена Комиссии, хама с классом и орденами, быстро поймешь, кто здесь гость, а кто покурить вышел в перерыве.

Хотя при некурящем Николае I это весьма не приветствовалось. Император очень не любил курящих и, как правило, не подпускал их в свою свиту. Ну а свитские, соответственно, своих подчиненных и аппарат, хотя бы столичный, совсем не курил.

В первой приемной, как всегда, сидел рыжий Акакий Степанович Крыжов, грубый и неаккуратный.

— Что пришел, сопля! — рявкнул он сердито, — не видишь разве, рано еще!

Вот ведь рыжий, — недовольно подумал Макурин, — узнал ведь меня, а все одно ерепенится, попробует поддеть. Вот он его сейчас!

— Коллежский регистратор Крыжов, Акакий Степанович! Почему шумим, скотина такая дуборосая? Поросят воспитываешь?

Чиновник на такой тон не обиделся, даже обрадовался.

— Так что сделаешь, Андрей Георгиевич, — уже приветливо, по свойски, пожаловался он, — не поругаешься, так ведь и не подчинятся. Сословия они, может быть, и благородного, но по молодости лет, хамы и ведут себя грубо и шумно.

Макурин вспомнил о стычке у входа и согласился с Крыжовым. Тот хоть и рыжая бестолочь, а в данном случае прав. Пусть ты сто раз будь благороден, а если не воспитаешься, так хамом и вырастешь и по морде станешь получать.

Но в слух поддерживать чиновника не стал. Не того тот чина, чтобы свое мнение иметь да еще окружающим навязывать.

— Его высокопревосходительство не изволили прийти? — демонстративно подобострастно поинтересовался он. При чем так подобострастно, что чувствовалось — он тоже им может когда-нибудь быть.

Чиновник, вопреки мнению Макурина, был отнюдь не дурак. Он быстро мазнул на него взглядом, как бы мысленно взвесив, может или нет. Согласился, что может и соответственным тоном сказал:

— Их высокопревосходительство еще не соизволили прийти, но остальные-с члены Комиссии уже здесь. Изволят бумаги проверять, выверять мнения о недорослях. А вы пока подождите здесь, на стуле подождите. А придет срок, так и придете в другую приемную. Благо, Роман Михайлович сказал-с, вы в середине очереди пойдете? — осторожно намекнул он на несвоевременность прихода посетителя.

— Да, — свободно согласился Андрей Георгиевич, — в середине. Сам попросился на днях у Романа Михайловича.

— Вот хорошо, — обрадовался Крыжов, — так что посидите.

Внезапно он насторожился, вытянулся у своего стола. И, видимо, вовремя, поскольку от двери послышался громкий уверенный голос:

— Его высокопревосходительство, председатель Комиссии, генерал-лейтенант гвардии Семен Семенович Подшивалов пришли!

Четкий печатный шаг показывал, что действительно где-то кто-то пришел и, наверное неподалеку. «Однако же, — удивился попаданец, — неужели немолодой генерал так печатает шаг? Неудобно же!»

Крыжов согнулся в подобострастном поклоне и Макурин тоже поспешил подняться. Как-то по-скотски так вести себя, но ведь совсем другая эпоха! Все так себя ведут, а ты, если не хочешь, то