Сэм положила голову на грудь Джейку и любовалась звездами. Как же здесь спокойно, тихо… Как не похоже на ее прежнюю жизнь.

Надо ему открыться, подумала Сэм. Пусть прикоснется к моему сознанию. Пусть узнает, кто я такая.

Эта мысль привела ее в ужас. Поначалу она закрывалась от Джейка из осторожности, но теперь… теперь она ему доверяет. Так почему прячется? Потому что не знает, как он отреагирует, если узнает ее настоящую. Если узнает, что она творила, сколько крови на ее руках…

Может быть, завтра.

– Кто ты, Суни? – спросил Джейк.

Она фыркнула. Мысли читаешь?!

– Что, так и не расскажешь? – с наигранной обидой в голосе спросил Джейк. – Думаешь, я сам не узнаю?

Он нащупал ее ключицу и длинный шрам в том месте, где несколько лет назад ее пропороли ножом.

– Откуда этот шрам? – ласково спросил он. – И вот эти… – Его рука скользнула по животу, усыпанному круглыми шрамиками от пулевых отверстий. – Ты сильнее меня. Намного сильнее.

Сэм слегка отстранилась и молча смотрела на него.

– И еще дети зовут тебя Сэм. Не Суни. Кто такая Сэм, Суни?

Она встала на колени.

Не сегодня. Может быть, завтра.

– А ты как думаешь? – с улыбкой спросила она.

Джейк усмехнулся.

– По-моему, ты – шпионка, – заговорщицки прошептал он с толикой смеха в голосе и мыслях. – Тайный агент.

Она улыбнулась, закинула на него ногу и села верхом. Он осмотрел ее грудь и живот, все еще влажный после купания в озере. Одобрительно заурчал. Сэм чувствовала, как в нем поднимается желание.

– Нет, правда, кто ты? – спросил он, жадно обхватывая руками ее бедра, талию, грудь. – На кого ты работала? Откуда шрамы? Как тебя зовут?

Сэм приподняла бедра и с дьявольской улыбкой сдвинулась выше, к его лицу.

– Давай найдем твоему языку более достойное применение, – тихо проговорила она, опускаясь. – Может, тогда я тебе все расскажу.

Джейк засмеялся.

И выполнил ее просьбу.

Какая славная жизнь. Мирная, спокойная. Сэм не могла припомнить, была ли когда-нибудь так счастлива.

Мартин Хольцман очнулся и охнул. Выла сирена. Мир бешено вертелся. Под щекой было что-то жесткое и холодное.

Где я?

И тут он все вспомнил. Океан блаженства. Опиаты в мозгу… Кража нексуса из лаборатории.

Хольцман застонал.

Он приподнялся, встал на одно колено. Мир завертелся еще сильней и начал сереть. Хольцман едва успел схватиться за стол.

Минуту-другую он неподвижно стоял на коленях, пока мозг насыщался кровью и мир понемногу останавливался. Дыши… дыши! Хольцман приложил палец к запястью и нащупал пульс – слабый, медленный.

Палец был синий.

Передозировка, дошло до него. Я чуть не умер.

Сирена все еще выла. Громкий голос из динамиков вещал:

«Здание оцеплено. Немедленная эвакуация персонала. Повторяю: в чикагском офисе министерства совершен теракт. Здание оцеплено. Немедленная эвакуация персонала».

Взрыв. Здание оцеплено. Эвакуация.

Надо отсюда выбираться. Но как? Идти он не может, показываться на глаза людям в таком состоянии тоже нельзя.

Передозировка опиатами. Господи, докатился!

Нужно их как-то нейтрализовать. Хольцман лихорадочно рылся в памяти. Есть ли в лаборатории что-нибудь подходящее? Налоксон? Какой-нибудь другой антидот?

Черт, выругался про себя Хольцман. Я же не дойду до лаборатории!

Придется ограничиться стимулянтом, силами собственного организма нейтрализовать действие чудовищной дозы опиатов в мозгу.

Хольцман хотел вызвать интерфейс подачи нейромедиаторов, но сознание не слушалось. Вторая попытка тоже провалилась. Он остановился, перевел дух и с третьей попытки вызвал интерфейс. Нашел в списке норадреналин. Сколько? Его до сих пор шатало. Маленькая доза не поможет. Большая может вызвать сердечный приступ или что похуже.

Сирена все выла. По коридору кто-то пробежал. Если заглянут в кабинет… Нет, его не должны застать в таком виде.

Он выбрал среднюю дозу – всего лишь в два раза больше, чем вчерашние дозы опиатов, – и нажал «ОК».

В считаные секунды мысли прояснились, туман в голове стал рассеиваться.

Держась за стол, Хольцман начал подниматься на ноги.

Мир опять закружился, и он упал на колени, тяжело дыша.

Черт, черт!

Хольцман немного посидел, отдуваясь, затем ввел еще одну дозу норадреналина, такую же, как первая. Перед глазами стало еще светлей.

Со второй попытки ему удалось встать и поднять с пола трость. Все тело покрылось гусиной кожей, волосы слиплись от пота, живот крутило, но он все же стоял на ногах и даже мог идти.

Слегка пошатываясь, Хольцман подошел к двери, открыл ее и вместе со всеми покинул помещение.

Только в машине он достал телефон. Пять пропущенных звонков. Три сообщения. Все от Анны: она узнала новости и страшно волновалась. Где он? Жив ли?

Хольцман откинулся на спинку сиденья и велел телефону набрать жену.

– Мартин! – воскликнула она. – Где ты? Как ты? Куда ты пропал?

На заднем плане раздавались голоса. Значит, она на работе – в адвокатской конторе «Кляйн и Перкинс».

– Анна, прости ради бога! Я уснул прямо за рабочим столом, мне стало нехорошо.

– Я чуть не умерла от страха!

– Прости, Анна. Я уже в машине, еду домой.

Молчание.

– Позвони доктору Бакстеру, Мартин. По-моему, ты до сих пор не выздоровел.

Неврологу-то? Нет уж, сейчас неврологу показываться нельзя.

– Позвоню, как только договорю с тобой.

– Хорошо. Как я рада слышать твой голос! Сегодня приеду рано. Люблю тебя!

– И я тебя.

Он повесил трубку и просто лежал, чувствуя себя живым трупом. Машина везла его домой.

Кто-то украл нексус из моей лаборатории. А потом использовал его, чтобы совершить покушение на президента.

Я должен найти и разоблачить преступника. Пока УПВР не разоблачили меня.

Лежа в машине, Мартин Хольцман начал составлять список подозреваемых.

Кевин Накамура стоял в темноте вашингтонского транспортного тоннеля. Сверху по шоссе прогремела вереница грузовиков. Шел сильный дождь, и вода стекала с шоссе вниз, на дорогу: асфальт влажно поблескивал, в воздухе стоял туман. Из-за небывалой для октября жары ни темнота, ни дождь не принесли облегчения, наоборот, стало не продохнуть.