черный след от покрышек. Парень стянул с головы шлем, и у меня в груди все ухнуло, потому что на мотоцикле оказался Витя.

Шестаков заглушил мотор, слез со своего железного коня, в долю секунды сократив между нами расстояние.

– Иди свою подружку доставай, Витя! – не выдержав, крикнула я.

– Ого, кто-то умеет говорить.

– А ты что так жаждешь общения со мной? В твоем распоряжении вся школа из категории не «монашек», но тебе мало? – меня несло от невыплеснутых эмоций, колкости крутились на языке, а еще хотелось зарядить Шестакову пощечину за его выходку в классе.

– Эй, да это ли не ревность? – Витя выгнул бровь, с его губ слетел высокомерный смешок. Я открыла рот, планируя, сказать еще парочку грубых слов, однако совершенно случайно заметила по ту сторону дороги отца. Сердце пропустило удар, ладони моментально покрылись влагой. Я перестала дышать, панически прокручивая в голове все последствия. Если папа заметит меня с Шестаковым, он этого просто так не оставит. И дело даже не в новой школе, уверена, ремень пройдется по моим и без того незаживающим синякам.

Я не хотела новых побоев. Да и кто знает, что у папы в голове. Мало того, что Витя высмеивает мой внешний вид, а если к нему явится отец… Не знаю! Представить не могу, чем все обернется. Мне сделалось не по себе от тревожных мыслей. Как бы не злилась на Шестакова, плохого я ему не желала.

Поэтому, не придумав ничего лучше, схватила Витю за руку и резко дернула за собой в сторону высоких кустов – единственного места, где можно было хоть как-то укрыться. Затем чуть наклонилась, высматривая родителя. Все это время наши с Витей пальцы были переплетены, а я почему-то не обратила на это внимание. Просто держала его за руку, а он… кажется, позволял продолжаться этому действию.

Когда папа прошел, я устало выдохнула, запрокинув голову к небу. Губы разомкнулись, легкие начали наполняться кислородом. Давно так не нервничала, словно в детство вернулась.

– Романова, – голос Шестакова, словно разряд тока, заставил вздрогнуть и перевести взгляд с дороги на парня. – Это что было? Новый вид подката?

– Нет, я… – что я могла сказать? В голове ни одного логичного аргумента. Опустив голову вниз, заметила, что наши руки до сих пор согревали друг друга. Его ладонь такая большая, с длинными загорелыми пальцами, сжимала мою по-детски маленькую ладошку. Внутри все задрожало, забилось, сладко заныло. Я смутилась, поражаясь тому, как долго мы держимся за руки, и тому, что мне было приятно это прикосновение. Оно вызывало волну трепета и щемящей нежности – давно забытого чувства, которое я старательно убивала в себе с детства.

– Ты чего-то испугалась? – голос Вити вдруг сделался серьезным и довольно мягким. Вся его глумливость и высокомерность куда-то подевались, словно передо мной был другой человек – друг из детства.

– Просто… – я замолчала, всматриваясь в изумрудные глаза парня. Такие глубокие и магнетические, они словно затягивали в бескрайние воды, из которых не было дороги обратно. И мне вдруг захотелось сделать шаг, положить голову Вите на грудь, вдохнуть его запах, почувствовать давно забытое тепло. Тоска и без того разрывала сердце, а сейчас, когда он смотрел этим давно забытым взглядом, я едва не таяла.

– Рита, – все тем же до дрожи знакомым тоном позвал Витя. Однако я отдернула руку, разрывая волшебство прикосновения.

– Просто там шли одноклассники, – соврала, отводя взгляд в сторону. – Не хотелось бы, чтобы завтра твоя подружка подкатила ко мне с претензиями.

– Вот как? – с усмешкой спросил Шестаков.

– Именно так. И не смей меня больше лапать, понятно? В следующий раз ударю, имей в виду!

Ждать ответа не стала, по спине скатывались ледяные капельки пота от стен вранья, которые я выстраивала. Поэтому, сжав лямки рюкзака, обошла Витю и ускорила шаг в надежде, что он не пойдет следом. Хотя… он и не пошел.

Глава 17 - Витя

Не знаю, что на меня нашло. Бесило поведение Риты, бесили мысли о ней, а думал я о девчонке часто, буквально каждую минуту. Смотрел на Романову, на ее безразличный вид и раздражался. Хотелось уколоть больней, напомнить детство, доказать что-то. Да только ничего не действовало – ни красивая Аленка, что вилась рядом со мной, ни популярность, ни даже общая парта.

А потом в глазах Марго промелькнула тревога, точно такая же, как восемь лет назад. Еще тогда я склонялся к мысли, что здесь не обошлось без ее папочки. После аварии и раздела бизнеса у него окончательно поехала кукушка. Это и мой отец говорил, да и мать, хотя она в принципе не переваривала дядю Пашу. Даже в суде, во время бракоразводного процесса, она выдала, мол, это все друг мужа виноват – он разбил нашу семью.

Злость и раздражение на Риту сказывались везде, в том числе и на тренировках. После нашего разговора на улице и странного поведения Романовой я окончательно потерялся в мыслях. Никак не мог сосредоточиться на игре, пропускал пасы, пару раз промазал, да с такого места, что там и новичок бы попал.

После тренировки Андрей Игоревич Рыжов, наш тренер, попросил задержаться. Парни ушли в раздевалку, а я поплелся в комнатку в конце зала. Вытер влажный лоб, тяжело дыша, и прикрыл за собой дверь.

– Что с тобой, Витя? Ты где летаешь? – сразу в лоб без лишних слов начал Игоревич. Мужик он был серьезный, строгий и принципиальный. Поблажек никому не делал, тренировал жестко, порой до изнеможения, как и его в свое время. По молодости Рыжов сам играл, причем профессионально и достаточно долго. А потом мать заболела, присматривать за ней было некому, от сиделок отказывалась, в хоспис сдавать ее не хотелось. С тяжестью на сердце Андрей Игоревич вернулся на родину, перешел в региональный клуб, а там возраст, конец карьеры.

– Простите, немного сумбур в мыслях, – честно признался, опускаясь на стул. В кабинете Рыжова все кричало, что он заслуженный тренер: за спиной шкаф со стеклянными дверцами, а там сплошные кубки, на стене грамоты, медали, вырезки из газет с фотографиями.

– На поле не может быть сумбура. А нет, иди сотню раз отожмись. На моих тренировках исключений не будет, даже самым выдающимся игрокам, – на последнем слове Игоревич сделал акцент, намекая, что плевать он