– Мы благодарны, Ди. Да или нет?

В трубке раздался треск, вдалеке, но все же отчетливо прозвучал мужской голос, прокричавший:

– С кем ты там, черт возьми, трепешься, Дезире? Давай заканчивай, ты нужна нам в доме.

Ди крикнула в ответ:

– Проблемы с няней, извини, Конни. Иду.

В трубку она полушепотом добавила:

– Мне пора.

– Да или нет, Ди? Сетер или нет?

Ди наморщила лоб, глядя в затянутое облаками небо. Снег начал попадать в ее невысокие сапоги, она почувствовала влагу на икрах. Солнце уже закатилось за горизонт, верхушки деревьев, окружавших поляну, на которой находился дом Йессики Юнссон, светились в остатках его последних лучей. Было ощущение, что материковый лед, покидая Европу, не случайно оставил норландскую глушь в самую последнюю очередь.

Подойдя к дому и сделав первых шаг по лестнице, Ди, наконец, произнесла:

– Да.

Отключившись, она вошла в одиноко расположенный дом в десяти километрах от Порьюса. Внутри стоял ящик с бахилами – его было невозможно не заметить. Ди сняла сапоги, поставила их так, чтобы они скорее высохли, надела бахилы на насквозь мокрые носки и прошла из прихожей в гостиную.

Слева, рядом с диваном эксперты установили на полу пару мощных прожекторов. Несколько криминалистов в белой одежде ползали по полу и ковыряли пинцетами лужу крови, на данный момент уже совершенно засохшей. Ди посмотрела на три отпечатка ноги и остановилась у лестницы. Свет и звук лились и сверху, сотрудники Робина трудились также на втором этаже. Ди осмотрела ведущие наверх следы, оставленные объектом, который тащили по полу. Действительно, похоже, что волокли кого-то, у кого на ногах были толстые носки. Не может быть, чтобы Йессика Юнссон была в тот момент в сознании. Вопрос, была ли она тогда вообще жива.

Ди обошла стороной ярко освещенную площадку и подошла к обеденному столу. Там стоял комиссар Конни Ландин и рассматривал стол. Это был крупный мужчина с еще более крупными усами. Он произнес:

– Хотел бы я знать, чем отдраили поверхность этого стола.

Ди промолчала, взяв на себя роль менее осведомленного подчиненного и дожидаясь снисходительных объяснений дядюшки Конни. Но думала она не об этом.

Думала она о Бергере и Блум. Вопреки воле рассудка она сунула голову в пчелиный улей и – ради прошлого – позволила себе довериться им. Бергеру, она доверилась Бергеру, а Блум, хотя, конечно, и казалась вполне надежной, не вызывала у Ди по опыту их встреч никакого доверия.

Почему их занесло в заполярье? Им выплатили крупные выходные пособия, и если бы они скинулись, они бы действительно могли открыть что-то вроде частного детективного агентства. Времена нынче такие, да и сложно себе представить кого-то, кто больше подходил бы на эту роль. Но почему здесь? Почему в норландской глуши? В местах, где почти никто не живет? Ведь в Стокгольме, Гётеборге, Мальмё возможностей куда больше?

Или тут что-то другое? Неужели она угадала верно, и они действительно в бегах? А здесь прячутся, забившись в берлогу? Имеет ли это отношение к внезапной смерти Силь? Блум намекала, что Бергер находился не в лучшей форме, но чтобы остановить того Сэма, которого знала Ди, потребовалась бы очень серьезная дизентерия, а не просто желудочная инфекция. Однако, увидев его, с этой дикой седой бородой, она поняла, что что-то изменилось. По-настоящему сильно изменилось.

А ведь они не виделись всего недели три. Ди попыталась вспомнить точно, что произошло сразу после раскрытия запутанного дела Эллен Савингер. СЭПО не разглашало информацию, но было очевидно, что Бергер и Блум сыграли в нем решающую роль. Вопрос, как.

И вдруг умирает Силь. Как будто ее подкосило. Насколько естественной, собственно говоря, была эта смерть?

В глубине души Ди не желала возвращения к делу Граден. Оно слишком сильно зацепило ее тогда, восемь лет назад. Сможет ли она вернуться к своему прежнему «я», более молодому, более невротическому, и точно вспомнить, что на нее так сильно повлияло? Она попыталась вспомнить их с Сэмом первое общее дело, хотя они и находились на периферии расследования. Как хорошо они подошли друг другу, как он довольно быстро придумал уменьшительное имя Ди (которое ей всегда нравилось, хотя она и признавала это с неохотой), как удачно шла потом их совместная работа.

Это была мама. Мама, которая очень сильно любила своего ребенка.

И четырехлистный клевер. Поскольку она поднималась на верхний этаж с излучающим надежность Робином, шок был меньше, чем она ожидала. Отрезанная часть женского бедра. И в точности такой же клевер, такой же рисунок ручкой. Уже тогда, восемь лет назад, она долго думала об этом. Он казался таким необычным. Как будто действительно означал что-то важное. Но Карл Хедблум сознался во всем, и она, как и все остальные, узрела истину. Все сложилось, конечно же, виновником был Карл.

Но он так и не смог достоверно объяснить четырехлистный клевер.

Никогда не возникало ни малейшего сомнения. Комиссар Дезире Росенквист хотела, чтобы ее прежний начальник Сэм Бергер поехал к Карлу Хедблуму в психлечебницу в Сетере. Пусть он поговорит с Хедблумом, поговорит так, как было невозможно восемь лет назад. А ей самой удастся избежать любой критики, любых нареканий со стороны начальства.

Надо было просто признать это. Она, как и Сэм несколькими неделями ранее, полностью погрузилась в тайное параллельное расследование.

Тут в мир ее мыслей сквозь воздвигнутую ею плотную стену проник голос. И он уже не в первый раз сказал:

– Черт возьми, Дезире, но кто же это позвонил в полицию?

– Что, прости? – переспросила Ди. – Меня немного оглушило это дело.

– Прекрати погружаться в себя! – проорал Конни Ландин. – Мужчина без норландского акцента звонит и говорит, что видел, что в этом доме происходит убийство. Но никто не мог видеть, как здесь происходит убийство, если только он не стоял рядом с домом. Но никто не стоял рядом с домом, мы это знаем, потому что вокруг лежит толстый слой снега.

– Ты думаешь, что звонил сам убийца? – спросила Ди и взглянула на него своим фирменным взглядом олененка.

Конни Ландин удивленно моргнул, быстро позаимствовал ее ход мыслей и присвоил его себе.

– Я начинаю задаваться вопросом, не так ли это и было. К тому же здесь все чертовски старательно убрано. Он хотел добиться внимания, восхищения. Разве это не похоже на создание сцены, где все и должно произойти? Не являемся ли мы его публикой? Полицейский?

– Это напоминает одно старое дело, – спокойно сказала Ди.

Конни Ландин медленно разгладил усы, показал на белую дверь поблизости и добавил:

– Кстати, он хочет, чтобы ты спустилась вниз.

Ди кивнула и направилась к двери. Открыла ее старым ключом, находившимся в замке, и оказалась на лестнице, ведущей в подвал. Ее было легко узнать, она видела ее в видеозаписи, которую просматривала вчера вечером у себя дома в южном предместье Стокгольма Скугосе, на своем рабочем месте в гараже. Раньше ее сюда не пустили. Теперь же внизу лестницы стоял и ждал ее очень полный мужчина в белой одежде криминалиста. Свет был другой, повсюду стояли прожекторы, но все же место казалось хорошо знакомым.