Пришлось возвращаться в лагерь через тропический лес одному, так как Хассан оставил меня. В эти дни мне не слишком нравились одинокие прогулки под пологом джунглей. У меня возникало ужасное чувство, что на самом деле я вовсе не один. С тех пор как у меня было это самое пищевое отравление, на острове что-то изменилось. Рядом ощущалось чье-то присутствие. Никаких привидений, скорее, я чувствовал, что кто-то вполне реальный идет за мной или рядом со мной.

Свет дня и всевозможные животные вокруг, конечно же, запутывали еще больше. К тому же в густой части леса всегда царил полумрак с редкими вспышками солнечного света на небольших полянах. Толстые глянцевые листья переплетались над головой в плотное покрывало. Птицы, особенно птицы-носороги, шумели под пологом и внутри него. Внизу вараны проносились через папоротники и похожую на бумагу траву. Некоторые из них достигали метра в длину и производили чертовски много шума, продираясь через ломкую растительность. Однажды прямо перед моим носом большой толстый варан вынырнул из-за дерева и исчез в траве, чуть не доведя меня до сердечного приступа. Мелкие млекопитающие шныряли туда-сюда.

А иногда насекомые переставали шуметь. Тишина. И тогда начинаешь думать: какого черта? Почему они замолчали? Их что-то напугало? Что? Это было очень необычно, когда в тропическом лесу прекращался шум.

А еще иногда, гораздо чаще, чем вы думаете, на землю падало дерево с таким грохотом, что все вокруг вибрировало, как кожа на барабане. Когда-то я прочитал, что в лесах Амазонки из-за упавших деревьев погибло гораздо больше людей, чем по каким-либо еще причинам. Я вполне могу в это поверить. Даже на крохотном островке деревья часто падают. Поэтому нет ничего странного в том, что упавшие деревья убили больше людей, чем акулы. Люди думают, что деревья — это милые и приятные создания, с которыми можно обниматься, но они гораздо опаснее, чем ядовитые змеи. За исключением, пожалуй, кобр, которые в Индии каждый год убивают тысячи людей. Кажется, я слегка увлекся этой темой, так что пора остановиться.

Итак, я шел через лес по узкой тропинке, покрытой обнаженными, переплетенными друг с другом корнями, каждый из которых мог оказаться смертоносной серой змеей. Я хотел быстрее оказаться в нормальной обстановке, в безопасном лагере. Я только что прошел мимо нескольких луж, окруженных ловчими листами, этими вампирами растительного мира. И тут что-то случилось с мерцающим сквозь листву светом. Было похоже, будто кто-то устроил завесу из влажного воздуха. Она не исчезала.

— Что…

Мне показалось, что сердце ушло в пятки.

Цикады замолчали. Их что-то потревожило.

Я в ужасе замер на месте. Меня затрясло.

— Это ты, Хасс? — крикнул я.

Нет ответа. Но несколько секунд я не мог видеть поворота впереди на тропинке. Что-то застило глаза, но, что бы это ни было, я никак не мог определить его очертания. Существо покачивалось и вместе с ним покачивалась воздушная занавесь.

Затем, через несколько секунд тропинка вновь оказалась свободной.

Я вдруг подумал о привидениях. Или злых духах. Может быть, предки жителей деревни не хотели, чтобы мы были здесь? Могли ли они вызвать демонов или кого-то еще в этом роде? Я вспомнил слова, высеченные на камнях разрушенного храма: «Самые почитаемые, самые ужасающие». Мы смеялись над ними, а теперь я понял, что лучше бы мы этого не делали. Я бы отдал все, что угодно, лишь бы мы тогда не потешались над этими словами.

— Мне это не нравится! — закричал я, заставляя дрожащие ноги двигаться вперед. — Отвяжитесь!

Как только ноги зашевелились, я бросился бежать и мчался всю дорогу. И даже тогда чудилось, что кто-то гонится за мной. Но, выбравшись из тропического леса и оказавшись в лагере, я почувствовал себя немного глупо. Я оглянулся. Сзади ничего и никого не было. Может быть, я сам выдумал свой страх? Я всегда это весьма умело делал. Особенно когда я был один. Хасс махал рукой из палатки, но я решил ему ничего не говорить. А то он подумает, что я спятил.

Вместо этого я пошел и нашел Рамбуту.

— У нас с собой есть морские карты? — спросил я. — Или какие-нибудь карты?

Рамбута осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что папы нет поблизости, а потом сказал:

— Об этом тебе лучше поговорить с мистером Грантом. У него есть морские карты. А зачем они тебе понадобились?

Рамбута был вовсе не такой, как папа. С ним я мог говорить, не опасаясь попасть впросак.

— Я снова видел джонку.

Малазийский ученый кивнул:

— А, корабль-призрак.

У меня просто глаза на лоб полезли. Потом я понял, что Хасс уже поговорил с ним.

— Да призраков не бывает, — сказал я.

Рамбута посмотрел мне прямо в глаза:

— Да конечно же, бывают, Макс.

Я уже собирался начать спорить с ним, но тут понял, что это совершенно бесполезно. Папа говорил мне, что все дело в разнице культур. В культуре, к которой принадлежит Рам, принято верить в привидения, а в моей — нет, по крайней мере не при свете дня. Я, не сказав ни слова, ушел, оставив его заниматься своей работой. Это я уже слышал однажды вечером, когда папа и Рамбута спорили о природе сумасшествия. Папа верил, что источник безумия в самом человеке, а Рамбута возражал ему и доказывал, что внешние причины тоже имеют значение.

— Духи предков, — сказал он, — могут свести тебя с ума.

Позже папа говорил об этом со мной. Полагаю, он беспокоился, что идеи Рамбуты могут напугать меня.

— Это одно из многих мелких различий, — сказал он мне. — Предки очень важны для жителей этих мест. Они могут быть и мусульманами, и христианами, но, несмотря на это, сохраняют некоторые древние верования. Так, они верят, что духи их умерших отцов и матерей, дедушек и бабушек постоянно за ними наблюдают. Чаще всего духи хотят им добра, но иногда попадается какой-нибудь негодяй-дядюшка или злобная старая тетушка, которые могут причинить вред.

Папа остановился, подумал и затем продолжил:

— Рамбута — очень умный человек. Хорошо образованный. У него великолепные мозги — честно говоря, во многих отношениях лучше, чем у меня. Ты не должен путать культурные различия с глупостью, Макс. Рамбута придерживается своих верований, но это не значит, что он глуп. Если рассуждать так, то можно назвать глупым человека, который влюбился. Любовь ведь никому не покажешь. Ее не потрогаешь и не положишь в шкаф. Ты можешь только сказать, что веришь в любовь. А есть люди, которые в нее не верят.

Он уставился в пространство, и его глаза стали влажными.

— Запомни, я к ним не отношусь.

Я знал, что в этот момент он подумал о маме и, застеснявшись, отвернулся.

Когда я пришел на яхту, то застал семью Портеров за обедом. Грант Портер, как всегда вежливый со всеми, кто, как он считал, этого заслуживал, пригласил меня пообедать с ними. Обед состоял из морепродуктов: бисквиты, которые Лоррейн испекла сама, вареные морские водоросли и рыба, пойманная Грантом в лагуне с помощью гарпунного ружья.