— Рита, пойдем, — он покровительственно положил руку мне на плечо, я почувствовала за собой силу. Это очень здорово, когда у тебя на плече лежит дружеская рука, сильная и верная.

— Вот сука, — услышала я голос Татьяны, когда мы уже вышли.

— Тебя кто-то просил разговаривать с ними? — спокойно спросил Сашенька.

— Да нет, так получилось.

— За это ведь и с работы можно вылететь, девочка.

Да пошли они все!!! Я подошла к самому дальнему стульчику и уселась, свесив одну ногу вниз. Кто-то экспериментировал со светом. Я в миллионах экземпляров, то мелькала, то окрашивалась в разные цвета, окруженная причудливо расставленными зеркалами. Смешно — при таком обилии зеркал, чтобы подкаристь губы, всё равно приходится выходить в дамскую комнату — там всё в порядке с освещением, и там правдивые зеркала. В зале же ни одно зеркало не показывает, что есть — хоть в чём-то, но все они видоизменяют отражающихся. Свет, наконец, оставили в покое, и я смогла уткнуться в свои записи. Иногда я презираю себя за зависимость от этих листочков. Зачем я пишу? Кому?

— Рита, Рита, не засиживайся, момент настал, когда ты уже будешь собранной?

— Извини.

— Вперед.

Вот я иду в каморку. Мои ребятки уже там, они ждут.

— Какие сегодня партии?

— Смотря с чем сравнивать. В принципе небольшие, — мрачное молчание, — но для Вас, насколько я знаю, это полное возвращение долга.

— Ес!!! Это мне нравится, гульнем сегодня!!!

— Ну, сначала отыграем, потом…

— Ребята, давайте сначала получите свое, а?

— Валяй.”

Тщательно следя за надписями на свертках, чтоб не дай бог не перепутать, Рита раздает каждому то, что причитаетсч. Ребята явно остаются довольными. Рите и самой было радостно, оттого, что она дает людям то, в чем они явно нуждаются. Что именно Рита приносила, особо не имело для нее значения, главное, что ее ждали, ей радовались, ее благодарили. Судя по слухам, у отца была своя студия звукозаписи, где музыканты могли работать. Кажется именно за это его так уважали в этой среде. В тайне Рита надеялась, что разносит ребятам гонорары с выпуска кассет. Конечно, это было не совсем правдоподобно, но вполне возможно, ведь хождение налички — преступление, поэтому и такая конспирация. Где-то глубоко в душе Рита гордилась тем, что она — дочь человека, позволяющего музыкантам записывать свои альбомы. С Аликом и Димкой за время совместного хождения по разным концертам Рита успела подружиться. Алик был разговорчивым очень подвижным молодым человеком, больше всего на свете обожающим музыку, пиво и собственную персону, Дима же напротив был угрюм, скуп на разговоры, и в то же время безумно добр и бескорыстен в деяниях. Пара противоположных до жути ребят. К Рите они относились очень тепло, ибо чувствовали в этом ребенке явные зачатки андеграундского движения. С ними можно было не осторожничать.

— Так, это Ваше, — Рита весело подмигнула ребятам, Благоразумный Сашенька тут же встал так, чтоб никто из посторонних не мог видеть происходящее. Риту иногда злила эта чрезмерная практичность Сашеньки, можно подумать тут банк грабят, явно пересмотрел шпионские фильмы.

* * *

Примерно так Рита прожила два месяца. Выезжала на концерты, разносила свёртки по народу. За это время девочка многое поняла. Не так просто все было, как казалось в начале. Не гонорарами одаривал ее отец музыкантов, хотя и так эти вещи тоже можно было назвать.

“Сегодня состоялась игра в открытую. Не знаю уж почему, но отец решил, что мне вполне можно доверять. Я не знаю, должна ли я как-то менять свою жизнь в связи с услышанным. Все это мерзко… Но за это платят, этим кормятся очень многие, почему бы и мне не быть в их числе…

— Рита, хочешь зайти ко мне в гости, — с утвердительной интонацией изрек папик.

Это было что-то новенькое, у отца давно уже новая семья, он прекрасно знает о моем нежелании общаться с его женой.

— Нет, ты же знаешь, — он нахмурился, явно недовольный моими возражениями.

— Слушай, я никогда не приглашал тебя, именно потому, что боялся услышать твое “нет”. Она ведь очень хороший человек…

— Пап, у тебя своя жизнь — у меня своя. Я не хочу что-либо менять в такой постановке вопроса.

— Ладно, — его тон снова стал официальным, — тогда другой вопрос, ты вроде как работаешь в довольно солидной фирме, официальной фирме… Почему бы тебе не принести сюда свою трудовую, а?

— У меня ее нет.

— Ладно, сделаем, ты только паспорт принеси.

Я ошарашено смотрела на него на протяжении секунд пятнадцати.

— Какой паспорт, папик, мне пятнадцать лет совсем недавно исполнилось.

Он явно был чрезмерно удивлен.

— Подожди, а где же ты тогда собираешься учиться?

— В школе, — он даже не извинился, что забыл о моем дне рождении, которое я отмечала довольно шумно, у себя во дворе.

— Подожди, подожди, — отец сейчас выглядел до крайности нелепо, он смешно хлопал ресницами, как ребенок и постукивал пальцами по скуле, что выглядело уж совсем забавно, — так какого же ты тогда делаешь в Харькове, если мать на севере, а тебе пятнадцать?

— Живу, папик. Живу и работаю у тебя, а ты не знал?

— Извини, но я слегка запутался, я почему-то не подумал… Уверен был, что ты уже совершеннолетняя и школу закончила, потому и в Харьков приехала… Как же я так ошибся? Извини…

— Да ладно тебе, все нормально.

— Слушай, я, собственно, позвал тебя немного для другого… У меня к тебе есть ряд вопросов. Ты хоть приблизительно знаешь, чем мы занимаемся?

— Нет, — осторожно солгала я, — но мне очень хотелось бы узнать…

— А если то, что ты узнаешь, не совсем понравится тебе?

— Ты имеешь в виду какой-то криминал?

— Ну, сама понимаешь…

— Нет, не понимаю… Что ты хочешь мне рассказать? Что твоя фирма занимается обналичкой? Что ты нелегально используешь моих ребят для своих записей?

— Каких это твоих ребят?

— Ну, моих музыкантов…

— Никакие они не твои, и даже не мои, они вообще сволочи все, не вздумай привязываться, это бизнес, а не какие-либо отношения. И чего ты там напридумывала про обналичку, а? С ума что ли сошла? Все совсем по-другому, даже не из той оперы. Какое же ты на самом деле ещё дитё… Я, наверное, ненормальный, раз втянул тебя в это!

— Ладно, я готова выслушать твое признание и простить тебя.

— Мне этого мало. Мне надо, чтоб ты была готова продолжать работать на меня, чтобы ты не услышала, какой бы мерзкой тебе не показалась твоя работа. Тебя уже знают, тебе можно доверять…

Я терпеть не могла долгих предисловий.

— Ты расскажешь мне в чем дело, в конце-то концов?