Быстрым шагом муж пересек комнату, закрылся в своем кабинете – уже там захлопали дверцы шкафов, что-то упало на пол.

– Я спрашиваю, почему ты дома? – крикнул он уже оттуда.

– Не твое собачье дело! – злобно отозвалась Лара из-под одеяла.

– Спасибо, – язвительно бросил Саша. – Я тебя вот о чем попрошу – больше не смей являться к моей маме. Ты знаешь, что у нее тогда, в последний твой визит, подскочило давление?

– Чтоб она сдохла… – прошептала Лара.

– Что? Что ты говоришь, я не слышу?.. – Саша выглянул из-за двери и встретился глазами с Ларой.

Вдруг подошел к дивану, сорвал одеяло. Лара, в плотной махровой пижаме, в шерстяных носках, мгновенно скрючилась от холода.

– Ты посмотри, на кого ты похожа… – с ужасом произнес Саша. – Блин… Ты что, целыми днями так и валяешься?

– Убирайся.

– Я сейчас уйду, не беспокойся. Только у меня к тебе просьба – перестань юродствовать! Ничего страшного не произошло. Все, что ты имеешь, – это твоих рук дело. Ты меня не любила. И я от тебя ушел. Понятно?

– Ты меня бросил. Я тебя – любила… – надменно произнесла Лара.

– Любила?! – ощерился муж. – Ты это кому-нибудь другому скажи… Любила она меня! Да я тебе на хрен был не нужен!

– Не ори… – она прижала ладони к ушам.

– Она меня любила… Поразительное признание!

– Ладно. Проехали. Что дальше? – вяло спросила Лара. Этот вопрос она не могла не задать – он давно ее мучил. – Что будет дальше?

– А. Понимаю, – Саша сделался серьезен, сел у нее в ногах. Лара смотрела ему в лицо и не узнавала… – Ты хочешь знать, как все будет происходить?

– Да.

– Мы разводимся с тобой. Ты ведь не против?

– Не против.

– Отлично. Мы размениваем эту квартиру. Ровно пополам, – решительно продолжил Саша. – Или ты надеялась, что я все тебе оставлю? – Лара молчала. – Ну уж дудки! Только половину. Мне нужны деньги. Я не для себя, я для будущего ребенка стараюсь.

– Мне сейчас выметаться или как?

– Тебя никто не выгоняет. Живи. Тут и твои деньги вложены… Я не фашист. До осени я ничего предпринимать не буду. Оля родит – и тогда уж пойдет процесс…

Лара кивнула.

– У тебя тоже все будет хорошо, – почти спокойно, доброжелательно произнес Саша. – Не переживай.

– Саш…

– Да?

– А как ты ребенка будешь воспитывать, если круглыми сутками на работе? – тихо спросила Лара. – Ты же не увидишь его, своего ребенка…

– Я уже давно работаю по новому графику. Помнишь, говорил тебе о реорганизации? Так вот, я сейчас ровно в восемнадцать ноль-ноль – свободен. А дальше… А дальше вообще все будет по-другому.

– Молодец. Ты молодец. Только почему ты мне таких подарков не делал? – насмешливо спросила Лара. – Я же тебя не видела почти… Почему ты для Оленьки расстарался, а для меня – нет?

Саша молчал.

– У нас все так плохо сложилось потому, что ты не хотел быть со мной, – глухо продолжила Лара. – Не ври, что это я тебя не любила… Это ты меня вынудил не любить тебя! Потому что я по пальцам могу пересчитать дни, которые ты целиком и полностью провел со мной… А все остальное время ты торчал на своей дурацкой работе!

– А есть-пить на что? А жить – на что?

Лара судорожно вдохнула и произнесла с трудом:

– На что жить? А мне плевать на такую жизнь… без тебя… Я могла бы голодной ходить… только бы ты был рядом!

– Лара… Тихо, тихо. Прости. Прости, – повторил он уже совершенно другим, нормальным, обычным своим голосом. – Да, все не так. Это и я виноват тоже. Прости.

Саша взял ее за щиколотку, притянул за ногу – к себе ближе. Начал расстегивать пижамную кофточку. Мгновенно, сразу – внутри у Лары вспыхнул огонь. Огонь желания. Такое бывало раньше, примерно раз или два в месяц. Когда Лара хотела сама, а не уступала привычно натиску мужа… О, как был счастлив в такие дни Саша, как долго он потом вспоминал о них!

Но Лара вопреки этому, внезапно вспыхнувшему желанию резко отбросила Сашины руки от себя и спросила зло:

– Что ты делаешь? Как это называется, а?

– Это называется милосердие, – медленно, раздельно, то ли шутя, то ли всерьез произнес муж.

– Милосердие… – ахнула Лара. – Ты животное, что ли? А что твоя Оленька скажет, если узнает об этом?

– А что такого? Я люблю ее, я ее никогда не оставлю, но… это милосердие.

– Убирайся! – прошипела Лара, пиная мужа в бок пятками. – Милосердие… ишь ты, добренький, милостыньку дает… А я не такая! Мне милостыня не нужна… Мне все нужно! Все! Все или ничего!

Она сдернула с безымянного пальца кольцо и швырнула его в лицо мужу. Правда, не попала.

Саша резко встал и произнес холодно:

– Ах, вот ты как… Ладно. Не хочешь – и не надо.

Больше он на Лару внимание не обращал – собрал пару чемоданов и ушел.

«Что это было? – после его ухода Лара долго не могла прийти в себя. Она сидела на диване и вздрагивала. – О, эта его дурацкая честность… Милосердие! Любит он Оленьку, но и мне готов помочь. Добренький какой! Да провались ты в тартарары со своим милосердием, скотина!»

* * *

«Что это было? – Александр, бросив чемоданы в багажник, сел за руль, но не тронулся с места. Он мучительно переживал произошедшее сейчас… – Зачем я это сказал? Зачем я предложил это Ларе?»

К этому времени Александр уже успел немного изучить Оленьку.

Так вот – Оленька бы никогда не простила ему измены. Она не стала бы слушать никаких оправданий, она бы разорвала с ним всякие отношения.

Такой уж был характер у этой юной женщины – не прощать. Никогда и ни за что.

Оленька и слушать бы не стала рассуждения Александра о милосердии, жалости, о том, сколь долго они прожили с Ларой… О том, что он, нормальный, не старый еще, здоровый мужик, не может без этого самого, вот и повело его не туда… Разновидность фантомной боли!

«Вообще, парадокс – я разбежался с Ларой, потому что наши отношения остыли, энтузиазма никакого Лара не испытывала – лишь так, иногда, редко, по праздникам, на нее нападала вдруг активность… Я расстался с Ларой, чтобы наслаждаться жизнью с Оленькой, чтобы все вновь было ярко, красиво, сильно, много, безумно, а… а вышло, что я потерял и ту малость, которой владел».

А больше всего смущало Александра то, что он не знал, что чувствует Оленька. И чувствует ли она вообще. Всякие попытки поговорить с Оленькой об этом разбивались о ее молчание. «Сандрик! Не будем об этом», – смущалась, хмурилась Оленька. И уходила от животрепещущей темы.

Да как, как не будем, когда его, мужчину, больше всего волновало именно это – счастлива ли с ним его женщина?!