— У другого аппарата ждет Маделин. Так что я уступаю место ей.

Глубокий голос Николаса зазвучал в ушах Маделин волшебной музыкой:

— Маделин, любимая, это ты?

— Да, я, — хрипловатым от волнения голосом подтвердила она. — Как ты, Ник?

— В смысле здоровья или настроения? — немного суховато спросил он. — Со мной все в порядке. Ты скучаешь по мне?

— Очень уместный вопрос, — парировала она.

— А я вот сильно соскучился, — сердито проворчал он. — Но послушай, милая, вряд ли у меня получится вернуться раньше следующей субботы.

Маделин прижала руку к животу.

— О, Ник… — разочарованно пробормотала она.

— На следующей неделе постараюсь звонить тебе каждый день. Как думаешь, это не слишком навязчиво с моей стороны? Может, это нарушение всех правил приличия?

— Я так счастлива… — Под натиском нахлынувших чувств ей захотелось расплакаться; он был так далеко, а ей ужасно захотелось хотя бы дотронуться до него, а еще лучше — прильнуть всем телом.

— Правда? Ты в этом совершенно уверена?

— Почти абсолютно, — с колотящимся сердцем призналась она. — Но я буду совсем счастлива, когда ты вернешься.

— Я тоже! А теперь о субботе; ты сможешь встретить меня в Лондоне?

Пальцы Маделин крепче сжали трубку.

— О, конечно! — обрадованно, выдохнула она.

— Прекрасно. Я вылетаю отсюда в субботу после обеда, так что в Лондоне буду… думаю, часам к семи. Сможешь выяснить точное время прибытия?

— Конечно смогу. Мария тоже будет встречать тебя?

— Боже мой, нет! Я хочу, чтобы приехала только ты, — властно заявил он.

— О, Ник!

— Ну, в любом случае мучиться осталось недолго. Кстати, моя мама никак не может понять, что я так рвусь обратно в Англию.

— А как поживает твоя мама?

— Отлично. Предвкушает путешествие в Америку на предмет навестить родственников.

Внезапно у Маделин сверкнула мысль, что они разговаривают слишком долго, и она сказала:

— Этот разговор обойдется тебе в кучу денег.

Он рассмеялся:

— Не в деньгах счастье, милая.

Она уже не сдерживала улыбку; было так чудесно осознавать, что все страхи, терзавшие ее всю неделю, оказались совершенно беспочвенными.

— Ну что ж, — нежно проворковала она — ей совсем не хотелось прерывать этот приятный разговор, — суббота совсем скоро. Следи за собой и будь паинькой.

— Маделин, — простонал он, — ты единственная женщина, которую я хочу, и ты за тысячи миль от меня. Кроме тебя, мне не нужен никто, я даже не смог бы заставить себя…

— Хорошо, — прошептала она. — До свидания, Ник.

— До свидания, милая, до субботы.

Маделин еще не успела положить трубку, как горячие слезы хлынули у нее из глаз, хотя она прекрасно понимала, как они нелепы — плакать было совершенно не о чем. Быстро вытерев лицо, она встала и взглянула на себя в зеркало над туалетным столиком. К счастью, слезы не успели оставить на ее лице заметных следов, так что никто ничего не заметит, хотя ей от всего сердца хотелось уйти отсюда, ни с кем больше не общаясь, чтобы сохранить в душе и в мыслях нетронутым каждое сказанное ей Николасом слово.

Следующая неделя тянулась невыносимо медленно, дни никак не желали побыстрее сменять друг друга. Светлыми пятнышками в их мрачной череде были телефонные звонки Ника, но они были очень короткими, потому что он звонил Маделин на работу, а там они не могли разговаривать друг с другом вполне свободно. К тому же Николас всецело погрузился в работу и всегда был сильно озабочен.

Диана, которая знала, что Николас уехал, не могла понять, почему он не возвращается, и уже начала было подумывать о том, что их отношения с Маделин сами собой сошли на нет. Может, он вообще приезжал в Англию совсем ненадолго? Это было вполне возможно — солидный бизнесмен путешествует по всему миру, расширяя деловые контакты.

Несколько раз она встречалась с Джеффом, но он без конца говорил о Марии Витали, и было совершенно очевидно, что он надеется увидеться с ней снова. Диана ужасно раздражалась, когда он говорил, что юная итальянка чрезвычайно привлекательна, и напрочь отказывалась обсуждать эту тему.

Маделин несколько раз пыталась уведомить дочь о том, что в субботу собирается в Лондон, чтобы встретить там Николаса, но у Дианы была привычка менять тему разговора, если она была ей неприятна, а это здорово сердило Маделин.

В конце концов в пятницу вечером за вечерним чаем она мрачно объявила:

— Завтра вечером меня не будет.

Диана пожала плечами:

— Так я тоже уйду. Мы с Джеффом отправимся в клуб.

— Я собираюсь не на ужин с Эдрианом, — продолжала Маделин, — может, хочешь узнать, куда я поеду?

Несколько мгновений Диана сидела совершенно неподвижно, потом холодно сказала:

— Представляю себе — сейчас ты заявишь с такой независимой интонацией, что должна встретиться с Николасом Витали. А я и не знала, что он вернулся в страну.

— Он не вернулся. Пока еще.

Диана скривилась:

— Послушай, мама, нам надо что-то менять. Не знаю, о чем ты думаешь, но если об этом узнал папа, он бы перевернулся в своей могиле.

Маделин нервно провела рукой по волосам:

— Джо не был ханжой, Диана! А вот ты настоящая ханжа.

— Ханжа? Это я ханжа?! — Девушка явно почувствовала себя уязвленной и здорово рассердилась. Предыдущим вечером Джефф тоже назвал ее ханжой, когда она не позволила ему поцеловать себя. — Мама, я просто не хочу, чтобы тебе было плохо, вот и все.

Маделин стало страшно. То, что могла по-своему судить о людях, — это одно, но то, что она якобы заботилась о чувствах матери, — совсем другое.

— Милая моя, мне не будет плохо! — запротестовала она.

— О боже, ну они же люди совсем не нашего круга, разве не так? И кроме того, ты немного старовата для того, чтобы вести себя так…

— Старовата?! — Маделин чуть не лишилась дара речи. Диана почему-то всегда очень болезненно относилась к ее возрасту. Она тяжело вздохнула. Было очевидно, что дочь намерена разыгрывать из себя отверженную и надеяться на то, что мать наконец сдастся и сделает все так, как устраивало бы ее. Это заставило Маделин забеспокоиться, а не беспричинны ли протесты Дианы. И надо было признать, что если жизнь Ника словно раскрытая книга, то ее — отнюдь нет.

Ник пристегнул ремень безопасности — самолет шел на посадку. Еще немного, и он снова увидит Маделин, в предчувствии долгожданной встречи пульс его заметно участился. Это были долгие десять дней, а ведь ему нетерпелось вернуться в Англию уже после первых двадцати четырех часов пребывания в Италии. Его мать, которая собиралась в Англию в следующую среду, пыталась уговорить его подождать несколько дней и полететь в ее компании, но он извинился и, сославшись на неотложные дела, отклонил ее предложение. Он знал, что своим отказом причинил ей боль, но говорить истинную причину спешки не стал, решив подождать возвращения, чтобы убедиться в том, что назад пути нет, на что он очень надеялся.