С пунктуальностью Мишка традиционно не дружил, правда, в обратную сторону: приходил всегда раньше времени. Договорились на полдесятого, а заявился в девять, когда я только вышла из ванной, растрепанная и в халате. Обнял Алекса, по-медвежьи сгреб в охапку меня, потискал Бориса. Поинтересовался словно между прочим:

- Завтрак в этом доме дают?

- Кто о чем, а Тимофеев с порога про пожрать. Мы только встали. Сейчас чего-нибудь приготовлю.

- Не мешайся, женщина, - отодвинув меня, как пушинку, Мишка отправился на кухню. – Мы сами все сделаем.

- Не мужчина, а мечта, - вздохнула я притворно.

- Раньше надо было думать. Упустила свое счастье.

- Пойду повешусь.

И на самом деле ушла – одеться и привести себя в человеческий вид. Такой обмен любезностями у нас с ним был в порядке вещей. Потрепаться – в этом с ним никто не мог сравниться. Когда я вернулась, они с Алексом готовили в четыре руки, что-то с жаром при этом обсуждая.

- Мумсик, папа меня на каникулы зовет, - повернулся ко мне Алекс. – Путешествовать.

- На все каникулы? – уточнила я.

- На месяц, - ответил вместо него Мишка. – Я купил этот… как его? Bushouse. Дом-автобус. Июнь свободен. Прокатимся по всей Канаде.

- Вы все, вшестером?

- Нет. Девочки еще слишком маленькие. Суровой мужской компанией: я, Стен и Алекс. Если отпустишь. Виза у него еще действует, нужно только твое разрешение оформить.

- Ну… ладно, - я пожала плечами. – Неожиданно, конечно.

Мишке я вполне доверяла, но все равно было страшновато. Самолет через океан, автобус. Извечное мамское беспокойство, что поделаешь. Я старалась ему не поддаваться, иначе хоть вообще ребенка на улицу не выпускай.

- Да так все и получилось, спонтанно. Подвернулся автобус недорого. Подумал: почему бы и нет?

- И правда, почему бы и нет? А что Элли на это сказала?

- А что Элли? – хмыкнул Мишка. – Чем бы дитя ни тешилось – примерно так.

Элли я знала только по рассказам и фотографиям. Сплошная флегма и позитивный пофигизм. Идеальная жена. Мне такой никогда не стать. И пытаться не стоит.

Он разложил по тарелкам яичницу с беконом, снял с другой сковороды гренки с сыром. Алекс тем временем кромсал толстенными ломтями ветчину, отпихивая ногой Бориса, который за крохотный кусочек готов был продать свой хвост. Кофеварка хрипло булькала, капельно выплевывая в чашки пену.

- Яна, в прошлый раз ты поклялась заменить этот хлам, - покосившись на нее, Мишка свирепо сдвинул брови.

- Миш, отстань. Ты же знаешь, я завариваю через фильтр в чашку, а Алекс вообще растворимый хлещет.

- А я привык к человеческому кофе. Поэтому… - он вытащил телефон, и я поняла, что сопротивляться бесполезно. – Ну вот и все, дольше спорила. Дома будешь? Ну и отлично, в течение дня привезут.

- Give up*! – я подняла руки. – Лучше скажи, куда сегодня собираетесь?

- В Орехово, в Норвежский парк.

- Это веревочный, что ли? Ты сдурел, Тимофеев? Тебя ж ни одна веревка не выдержит.

При росте сто девяносто Мишка весил порядка центнера – для хоккеиста в самый раз. В июле ему исполнялось тридцать пять, выглядел он еще вполне огурцом, но через год, по окончании контракта, собирался уходить, не дожидаясь, пока вынесут молодые. Говорил, что и так подзадержался, какой толк быть миллионером, если некогда пользоваться тем, что заработано потом и кровью, в самом буквальном смысле.

- А я и не буду, - хмыкнул Мишка. – Алекс полазает, а я погуляю. Не хочешь с нами?

- Ой, нет, мальчишки, это без меня. Лучше кофеварку подожду. И курицу вам зажарю.

На самом деле я была совсем не в том настроении, чтобы общаться с ним целый день, пока ребенок будет проходить трассы. Лезть на верхотуру самой – тем более.

Четырнадцать лет назад, узнав, что я отказалась от аборта в последний момент, баба Света не стала ни ругать меня, ни говорить, какая я умница. Просто обняла. И только потом сказала:

- Значит, так надо. Будем думать, как жить дальше. А с родителями я поговорю сама.

Видимо, рассчитывала убедить их не давить на меня, но не вышло. Они сели на ближайший поезд и уже на следующий день были в Питере. И началось такое… Отчим орал, мать рыдала. Потом отчим отдыхал, орала мать. Я узнала о себе много нового и интересного. Баба Света пыталась вмешаться, прилетело и ей – как не справившейся с обязанностями дуэньи.

- Завтра же идем к врачу, - заявила мама, начав выдыхаться. - Пока еще не поздно.

- Нет, - отрезала я, обхватив себя руками. Как будто спряталась в домик. И спрятала от них ребенка.

Тут началась вторая серия. Лейтмотивом их двухголосных воплей было то, что шлюха им не дочь и что на их помощь я могу не рассчитывать. Тут терпение у бабы Светы лопнуло.

- Убирайтесь на хер из моего дома оба! - рявкнула она, да так, что у меня заложило уши.

Родители уехали, и это был последний раз, когда я видела мать. Уже потом, когда Алексу исполнилось пять, ей вдруг вздумалось позвонить. Может, я и дрогнула бы, возьми она другой тон. Но с первых слов зазвучал намек, что мне давно пора было приползти на карачках, умоляя о прощении. Я напомнила, что шлюха им не дочь, и положила трубку.

После их визита с бабой Светой случился сильный гипертонический криз, и я дважды за неделю вызывала ей скорую. Потом отправилась в женскую консультацию и встала на учет, обошла всех врачей и сдала анализы. Это тоже заняло какое-то время. По утрам все так же рвало, весь день мутило, но потихоньку я начала к этому состоянию привыкать.

- Может, ты все-таки наконец поговоришь со своим парнем? – поинтересовалась баба Света.

Я думала об этом. Все время, постоянно. И чем больше думала, тем больше понимала, что делать этого категорически не хочу.

- Ба, ну как ты себе это представляешь? Я сказала, что сделаю аборт, взяла деньги – и не сделала. Как я буду это объяснять? Что он скажет?

- Не говори глупости, Яна! – сердилась она. – Расскажи, как все было. Как пошла и уже там передумала. И что деньги тебе не вернули. Если не дурак, то поймет.