— Ко мне хорошо относились.

— И сколько вы прослужили до посвящения?

— В святые? — Теперь настала очередь улыбнуться Ребусу. — Вы говорите так, будто это невесть что.

— А вы хотите сказать, что это пустяки?

— Это же просто название. В других подразделениях уголовной полиции были свои фишки. Дивизион Ф — «ковбои», а С — «лентяи».

— Вы должны признать, это гораздо понятнее, чем «святые Тайного завета», что на мой слух звучит почти угрожающе. — Фокс сделал паузу. — И очень вызывающе.

— Неужели вы в школе никогда не состояли в какой-нибудь шайке? Может быть, вас не принимали? И вы только издали смотрели на местных заводил и кусали локти от зависти?

— Я задал вопрос: сколько вы проработали, прежде чем узнали о святых?

— Неделю или две.

— И потом состоялся ритуал посвящения?

— Вы что-то об этом слышали?

— Чего только не слышал — от шести пинт залпом до избиения младенцев.

— Это всё россказни.

— Тем не менее у святых была определённая репутация — мало кому хочется провести ночь в камере или подвергнуться допросу с пристрастием. — Фокс помолчал, перелистывая блокнот. — Про допросы в комнате Б — это правда?

— Что «правда»?

— Пол и стены в ржавых пятнах и красных потёках? Застоялый запах мочи? Процарапанные на столе слова — «спасите» и так далее?

Поневоле вспомнив былое, Ребус не смог сдержать улыбку.

— За пятна надо бы вынести благодарность ближайшей закусочной — оттуда мы таскали коричневый соус и кетчуп. А слова на столе мы сами процарапали.

— Чтобы задержанным было что почитать, пока ждут допроса?

— Они начинали нервничать.

— А моча?

— Уж не помню, кто это придумал. Но мы постарались, чтобы комната для допросов выглядела не очень уютно. По той же причине усовершенствовали стул — укоротили одну ножку на полдюйма. На таком стульчике не очень-то расслабишься… — Ребус посмотрел на Фокса. — Не то чтобы я приветствовал такие штуки в наши дни.

— Однако, — сказал Фокс, делая себе пометку, — я вижу, вам это нравилось. — Он помолчал. — А как в те годы действовал отдел внутренней безопасности?

— «Жалобы»? Не злобствовали. Если ты выдавал результат, они на многое закрывали глаза. Но всё равно мы и тогда на ваших коллег смотрели как на подонков.

— Я ценю вашу откровенность.

— Не стоит благодарности.

В кармане Ребуса зазвонил мобильник. Он посмотрел на экран — Шивон Кларк.

— Не возражаете, если я отвечу? — спросил он Фокса.

Вид у Фокса был не очень довольный, но Ребус и не собирался ждать его разрешения.

— Что у тебя? — спросил он в микрофон.

— Маккаски при смерти, — сообщила Кларк.

Ребус сощурил глаза.

— Что?..

— Кража со взломом. Похоже, всё пошло по наихудшему сценарию.

— Боже.

— Он сейчас в больнице, в Королевском лазарете.

— Вот тебе и ирония судьбы.

— Что ты имеешь в виду?

— В той же клинике, где только что побывала его подружка.

— Я говорю не о сыне, а об отце. О Пэте Маккаски. О нашем горячо любимом министре юстиции.

— Значит, простое совпадение?

— Хотела бы я знать. На него напали в его доме сегодня утром.

— И?

— А его дом расположен по другую сторону от аэропорта, если ехать из города.

— Неподалёку от места аварии?

— Совсем рядом, — подтвердила Кларк.

— Ты сейчас туда собралась? — Ребус жестом попросил у Фокса авторучку и записал адрес на бумажном стаканчике. Закончив разговор, он вернул ручку. — Сегодня напали на министра юстиции в его доме, — сообщил он.

— Да?

— Мне нужно ехать.

Фокс недовольно уставился на него.

— Зачем?

— Есть одно дело, по которому я работал с инспектором Кларк, — отрезал Ребус. — Это не финт, честно. Если не верите — позвоните ей.

— Я думаю, даже вы не пали бы так низко.

— Спасибо за доверие, я тронут. — Ребус уже поднялся на ноги и схватил бумажный стаканчик с адресом.

Выйдя за дверь, он выплеснул чай в первый попавшийся люк.

Дом представлял собой перестроенный двухэтажный особняк в эдвардианском стиле. Он располагался в конце гравийной дорожки, в отдалении от других домов. При доме была обширная территория, включавшая паддок — выгул для лошадей — и конюшни. Подъездная дорожка, и без того довольно узкая, была сплошь уставлена машинами журналистов и просто любопытствующих. Репортёры готовили камеры, уточняли записи, налаживали связь. У кованых ворот стоял полицейский в форме. Он долго разглядывал удостоверение Ребуса и только потом впустил его. Судя по гулкому рёву, в аэропорту на взлёт пошёл очередной самолёт. Не далее чем в миле от Ребуса самолёт стал набирать высоту — Ребус проводил его взглядом и направился к дому. Гравий доходил чуть ли не до самого крыльца, а это означало, что звук подъезжающих автомобилей в доме хорошо слышен. Как и звук шагов любого непрошеного гостя. Правда, Ребус не знал, как обустроена территория с тыльной стороны дома. А грабители редко пользуются парадными дверями.

Перед домом стояли четыре машины и фургон криминалистов. Ребус предположил, что новёхонький «лендровер», видимо, хозяйский, остальные здесь находятся временно. По пути к двери он провёл пальцем по борту «астры» Кларк. Деревянные панели холла напомнили ему об интерьерах Шерифского суда, но здесь всё было настоящее. Рыцарские доспехи у подножия лестницы должны были, как видно, свидетельствовать о чувстве юмора хозяина. Ваза упала с консольного столика на паркетный пол и разбилась, осколки никто не убрал. Из гостиной доносились приглушённые голоса. Молодая женщина в белом халате предложила ему пару бахил и попросила ни к чему не прикасаться. Навстречу ему вышла Кларк. На ней тоже был халат и бахилы, лицо серьёзное, сосредоточенное. Работала видеокамера, щёлкали затворы фотокамер, поверхности проверялись на отпечатки пальцев.

— Его нашли здесь на полу, — сказала Кларк. — Личный секретарь забеспокоилась, когда не смогла дозвониться до него утром. На половину девятого было назначено важное заседание. За ним приехал водитель, но обнаружил, что дверь закрыта, а за ней — никаких признаков жизни. — Она перехватила взгляд Ребуса. — Преступники вошли сзади, через балконную дверь — высадили стекло. Может быть, думали, что в доме никого нет…

Ребус оглядел комнату. Дорогой жидкокристаллический телевизор стоял на своём месте. На полу валялись разбросанные в беспорядке бумаги. Персидский ковёр смят.